Жестокий эксперимент - [22]

Шрифт
Интервал

На втором сеансе мой психодоктор попросил в подробностях описать, какой он, мой идеальный дом. Да понятия не имею! Я была в своей новой квартире давно, прошло семь лет, и просто надеялась, что жильцы не разгромили там мебель, их дети не изрисовали стены, а вонючие коты не обгадили диваны. С представлениями о квартире, где мне предстояло жить, у меня были проблемы, и я описала жилище Екатерины. Этому психотерапевту было все равно, что я болтаю. Я наполнила квартиру остролицей дамочки всякими статуэточками, разноцветной посудой и добавила благовоний. Врач одобрительно кивал и в конце похвалил за старания. Спасибо, чувак, я прямо почувствовала себя дизайнером воображаемых интерьеров.

После этого сеанса я попросилась в парк, и мне разрешили немного погулять перед обедом. Однако в парк при реабилитационном корпусе меня не пустили. Я села на скамейку возле выхода из больничного корпуса и сперва чувствовала себя неловко. За мной приглядывали: пухлая медсестра-блондинка то высовывалась из окна, то выходила и спрашивала, не холодно ли мне, не принести ли воды.

Сзади был корпус с моей палатой. Впереди возвышался какой-то пятиэтажный серый урод. Бетонный колодец. А мне так хотелось сбежать! Куда? В ту самую квартиру, где я была уже дважды, где говорила с Екатериной о красавчике Михаиле. Я хотела проверить, существует ли это место и те люди.

Сбежать отсюда не вышло бы: я не знала, где тупик, а где нет.

Когда меня вели на прогулку, я заметила еще одну дверь на улицу. За ней невдалеке был черный забор, через который я уже перелезала. Я бы справилась.

У меня будет шанс сбежать, когда меня поведут в палату.

Я хотела проверить. Не могла ждать. Чувствовала себя одинокой и отверженной этим чужим миром. Михаил был в той же западне, что и я. Он понимал меня, ощущал, что за нами следят, и знал, что все вокруг – иллюзия. Я хотела увидеть его вновь, поговорить. Он должен меня помнить. Я ведь его помню!

Пора действовать!

Я встала. Тут же подскочила медсестра и спросила, как я себя чувствую.

Буду чувствовать себя лучше, когда удеру отсюда!

– Отлично, – сказала я вслух, и медсестра включила идиотскую автоматическую улыбку.

Надо было пройти в здание и повернуть в одном из длиннющих коридоров. Вспомнить бы, в каком именно.

Медсестра шла впереди. Я позади.

И вот мы в длинном коридоре, справа и слева двери. Впереди стена.

Мы свернули. Где-то близко находилась нужная дверь.

Я заметила прикрепленную к потолку зеленую табличку «ВЫХОД» и стрелку.

Извини, толстушка, мне в другую сторону. Туда, куда показывает эта стрелка над нашими головами. Я увидела нужную дверь, которая в этот раз была закрыта, и чуть к ней не метнулась. Толстушку кто-то окликнул, и она обернулась. К ней подошел высокий парень в белом халате. Неужели тут нет медсестер посимпатичней? Иди, чувак, поищи кого-нибудь еще и позволь мне сбежать из этого места, где все пропитано ложью.

Он бросил «увидимся» и прошел в тот коридор с выходом, но пролетел мимо заветной двери.

– Идем, – поторопила медсестра, заметив, как я провожаю взглядом ее кавалера.

– Идем, – повторила я.

Нельзя уходить далеко, я же потом забуду, где выход!

Сердце билось о ребра.

Я должна проверить, что в той квартире, куда я попадала дважды. Кто мне лжет? Что помнит Михаил? Вот что меня больше всего заботило: что помнит тот красавчик. Помнит ли он меня? Уверена: помнит.

И я рванула!

Резко развернулась, побежала. Медсестра вскрикнула.

Мы ушли слишком далеко.

Я летела по белому коридору. Сзади мужские голоса призывали остановиться.

Нет нужной двери. Нет табличек с надписью выход. Нет зеленых стрелок!

Я заблудилась.

Меня нагнали и повалили на пол.

Укол. Предательски неожиданно мне вкололи какую-то дрянь в плечо. Я пыталась сопротивляться, но ничего не выходило. Мужики в белых халатах оказались сильнее. Среди них был и охранник в черной форме. Он сдавил мои руки слишком сильно, до боли. Я ослабла и понеслась куда-то в туманную даль. Охранник меня отпустил, и я распласталась на полу. До сознания доносился писклявый голос медсестры-толстушки и хрипловатый голос санитара. Они говорили про кофе. С двумя ложками сахара и молоком. Чей-то день продолжался, для кого-то все, что со мной происходило, лишь обыденный эпизод посреди рабочей рутины. Меня уложили на каталку и куда-то повезли. Я видела белый потолок с яркими лампами и дверные проемы и слышала реплики о поездке в лес в конце недели. Чья-то жизнь продолжалась, а моя, возможно, уже закончилась. А если и не закончилась, то такой, как прежде, уже не будет никогда.

4

Сперва я услышала голоса, женский и мужской, они были далеко и смешивались в неразборчивый гомон. Мне казалось, что я слышу голос мамы. Он летал где-то далеко, эхо множило слова, и я никак не могла их разобрать. Хотела бы сейчас увидеть ее, услышать ее голос и почувствовать прикосновение нежных рук. Характер у нее был жестким, слова порой грубыми, но руки – всегда нежными. У нас не сложилось дружеских отношений, но мне стало бы легче, если бы она пришла и села возле моей кровати.

– Ольга, просыпаемся, – отчеканил знакомый мужской голос.

Яркий свет не пробивался сквозь веки, но давал красное свечение. Я пыталась раскрыть глаза. Не выходило. Что же мне вкололи на этот раз? Никак не могла проснуться.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.