Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [40]

Архив

«Люди брались под арест сотрудниками ОГПУ прямо-таки полками вместо того, чтобы разобраться и свести дело к изоляции организаторов и актива. У нас часто забывают о том, что ревзаконность не пустая фраза, и о том, что нельзя так работать — когда сначала арестовывают людей, а затем разбираются, кто из них действительно преступник… Число содержащихся в домзаках (места предварительного заключения. — Авт.) заключенных вдвое, втрое превышает допустимые для них лимиты, чем полагается. Люди получают только хлеб, да и тот в урезанном количестве.» Орловский указывает, что в ходе проведенной им лично проверки установлены массовые случаи, когда «дела заводились на основании лишь агентурных данных либо элементарных доносов, с санкции партийного органа». Главный военный прокурор потребовал освободить из-под стражи «не менее тысячи заключенных» и предложил «поставить перед Наркомснабом СССР категорически вопрос о централизованном снабжении мест лишения свободы хотя бы минимумом, хлеба, масла и крупы»[11].

Однако реакции на прокурорские сигналы не последовало. Точнее, она была, но совершенно иного свойства. Репрессивная политика, на которую настраивалось сталинское руководство, предполагала закрытость приемов и методов ее осуществления. А для этого требовалось максимально ограничить доступ к информации о деятельности карательных органов, не допускать к ней даже территориальных прокуроров, сосредоточить надзор в руках относительно малочисленной, управляемой сверху военной прокуратуры. И расследование преступлений по всей 58-й статье УК РСФСР, и рассмотрение в судах дел этой категории становятся совершенно недоступны для постороннего взора.

В сентябре 1934 года приказом Прокурора СССР на военную прокуратуру возложено осуществление надзора за расследованием дел об измене Родине, диверсиях, и шпионаже, находившихся в производстве областных, краевых и республиканских управлений НКВД. Прежде это относилось к компетенции более многочисленного звена территориальных прокуроров, осуществлявших надзор по месту производства предварительного следствия. Со ссылкой на необходимость усиления прокурорского надзора за карательными органами все полномочия по контролю за законностью в деятельности ОГПУ по расследованию т. н. «контрреволюционных» преступлений полностью отошли к военной прокуратуре.

Казалось бы, благое дело? Но так ли это? Общая численность военно-прокурорских работников в то время не превышала 130 человек на всю страну, а количество чекистов, занимавшихся разоблачением «врагов народа» в республиках, краях и областях, исчислялось тысячами. Понятно, что в обстановке усиления репрессивных тенденций с такой нагрузкой столь малочисленной надзорной структуре, каковой являлась военная прокуратура, было не справиться. Обеспечить повсеместный контроль за соблюдением законности военные прокуроры оказались не в состоянии. Да и военные трибуналы уже не успевали рассматривать все возраставший поток дел. Правовые и реальные гарантии законности ослаблялись, и положение с законностью все более усугублялось.

Потом, спустя пять лет, когда поставленная цель будет достигнута, все вернется на круги своя, к исходному положению, существовавшему до 1934 года. Но к этому времени в СССР уже не останется никаких антипартийных уклонов и оппозиций, троцкистских, зиновьевских, бухаринских и прочих платформ. Будут уничтожены все основные действующие лица, исполнявшие роль палачей и организаторов массовых судилищ и расстрелов ни в чем не повинных людей, попавших под расправу по методу случайной выборки. С возгласом «Да здравствует Сталин!» жертвы будут встречать неправедные смертные приговоры, подставлять грудь под расстрельные пули, строить промышленные гиганты, бросаться на пулеметные амбразуры и под фашистские танки, чахнуть и умирать в бесчисленных лагерях. Венцом всего станет 1953 год, когда народ огромной страны будет совершенно искренне оплакивать смерть диктатора, затопившего его в крови.

Сначала был воссоздан единый Наркомат внутренних дел, куда организационно вошло ОГПУ. Слияние двух силовых ведомство в одно вроде бы даже содержало здоровое начало. Однако при внимательном разборе выясняется, что поле деятельности по выявлению «врагов народа» значительно расширилось. Если прежде их поиском занимались только чекисты, то теперь источником информации выступал каждый участковый милиционер. Любой задержанный за болтовню, за рассказанный в кругу товарищей анекдот — потенциальный субъект антисоветской пропаганды.

В качестве очередного повода для дальнейшего свертывания правосудия использовали покушение на жизнь члена Политбюро ЦК ВКП(б), первого секретаря Ленинградского обкома партии С.М. Кирова.

Убийство столь крупного политического деятеля — событие, конечно, исключительное. По здравой логике принятию любых мер должно предшествовать расследование случившегося. В данном случае все произошло наоборот: сначала последовали выводы, а потом приступили к расследованию.

Сергей Миронович Киров был убит 1 декабря 1934 года во второй половине дня. Вечером в Ленинград отправилась представительная делегация из высокопоставленных партийных и государственных деятелей во главе со Сталиным в сопровождении руководства НКВД и Прокуратуры СССР (Ягода, Ежов, Косарев) и целой свиты из следователей и оперативников, которым надлежало провести предварительное следствие по данному преступлению.