Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [42]

Правда, в СССР такая политика поначалу была воспринята неоднозначно. Во всяком случае, отмечалось даже некоторое противодействие произволу. Убийство крупного политического деятеля — событие, конечно, исключительное. Однако в соответствии с коммунистической идеологией это не могло служить основанием для принятия драконовских законов.

Понимая это, Главный военный прокурор Орловский отреагировал на новации верхов своеобразной директивой с требованием к прокурорам «ни в коем случае не ограничиваться формальными справками или докладами соответствующих уполномоченных, а лично знакомиться с материалами следственных действий, допросов, присутствовать и участвовать в важнейших из них, внося необходимые коррективы в ходе расследования; надзор за делами о контрреволюционных преступлениях осуществлять с момента их возникновения»[13].

Думается, позиция военной прокуратуры первое время имела какое-то сдерживающее значение. В 1934 — начале 1935 года большинство уголовных дел этой категории все же разрешались в судебном порядке, а практика внесудебных репрессий особыми совещаниями и «тройками» еще не приобрела широких масштабов. Однако власть продолжала ужесточать террор. Свертыванию процессуальных гарантий законности и обоснованности обвинений в отношении «террористов» способствовало не только принятие постановлений ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года. Не из недоверия к сотрудникам НКВД исходил Главный военный прокурор, хотя действия многих из них, особенно в территориальных управлениях и отделах, все чаще давали серьезные поводы для беспокойства. Его настораживали участившиеся в печати, раздававшиеся все громче с трибун партийных съездов, пленумов и конференций требования ужесточить приемы классовой борьбы, активизировать преследование «врагов народа». Своими сомнениями он делился с коллегами, с начальством. Но Прокурор СССР Вышинский сам являлся сторонником использования самых крутых мер и расширения репрессий, а нарком Ворошилов на [14] призывы Орловского ограничить охоту на ведьм в армии уже не реагировал. Собственно, это уже было не в его власти.

Известно, что разрастание штатной численности любого ведомства требует в оправдание своего существования, если можно так выразиться, расширения фронта работ. Похоже, этот принцип сполна воплотился и в деятельности НКВД: его активность в разоблачении «врагов народа» резко возросла. Так как военные суды не справлялись с нагрузкой, потребовалось расширить практику внесудебного рассмотрения дел, что и было декларировано постановлением ЦИК и СНК от 5 ноября 1935 года «Об Особом совещании при Народном комиссаре внутренних дел СССР». Новое ведомство, которое возглавил Генрих Ягода, было наделено исключительными полномочиями в части применения внесудебных репрессий к любым гражданам, кого НКВД причислял к категории общественно опасных лиц.

Вскоре Орловскому настоятельно порекомендовали съездить за границу, чтобы подлечить свое здоровье. Просматривается некоторое совпадение между его заболеванием и усилением репрессивных акцентов в деятельности НКВД, против которых выступал Главный военный прокурор. Он выехал на лечение в Германию, где в апреле 1935 года скончался.

Хоронили С.Н. Орловского, как и подобает, по высокому разряду. Поезд Берлин — Москва на перроне Белорусско-Балтийского вокзала встречали видные военачальники Корк, Щаденко, а также Вышинский, Ульрих. На катафалке — живые цветы, венки от наркома обороны Ворошилова, Буденного, Прокуратуры СССР. На Новодевичьем кладбище урну несли Корк, Щаденко, Вышинский. Ушедшему в иной мир руководителю военной прокуратуры были возданы последние воинские почести: троекратный прощальный залп и прохождение маршем взвода кремлевских курсантов.

НКВД берёт верх

Между тем маховик репрессий продолжал раскручиваться, 23 января 1935 года Прокуратурой СССР была издана директива, содержащая требование квалифицировать по ст. 58-1 УК РСФСР все контрреволюционные выступления, террористические акты в отношении вождей партии и советского правительства даже при отсутствии признаков прямой подготовки теракта. Дела о групповой антисоветчине надлежало направлять на рассмотрение спецколлегий, а в отношении одиночек — в Особое совещание, т. е. во внесудебный орган.

Не отставал в своем стремлении искоренить терроризм и антисоветчину Наркомат внутренних дел. 27 мая 1935 года была издана инструкция «тройкам» НКВД по рассмотрению дел об уголовных и деклассированных элементах и о злостных нарушителях паспортного режима. В ней говорилось, что для предварительного рассмотрения дел уголовных, деклассированных элементов и злостных нарушителей паспортного режима в каждой союзной республике, в крае и области создаются «тройки» в составе председателя (начальник УНКВД или его заместитель) и членов — начальника управления милиции и начальника отдела, чье дело разбирается на тройке.

Таким образом, в стране стали действовать внесудебные карательные органы, не предусмотренные никакими законами. Причем, если сначала к ведению «троек» относилось преследование деклассированных элементов, то вскоре они были наделены правом применять любые наказания, включая расстрел. Наркомат внутренних дел поднял свои полномочия выше законодательной власти.