Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [35]

В 1924 году старшим помощником прокурора Верховного Суда СССР по военной прокуратуре был Николай Николаевич Кузьмин, весьма образованный и дальновидный государственный деятель, имя которого впоследствии было незаслуженно забыто. Едва войдя в курс дела, Кузьмин направляет подчиненным директиву, в которой обращает внимание на то, что «в прокурорской практике не имело место ни одного случая опротестования приговоров военных трибуналов по несоответствию наказания суровости репрессии или по одному из тех оснований, которые констатируются уголовной кассационной коллегией как отступление от принципов правильной карательной политики».

Примечательно, что в приговорах военных трибуналов, на которых Кузьмин поддерживал обвинение, просматриваются попытки проявить гуманизм и объективность в оценке содеянного и назначении наказаний. Среди таких судебных решений есть и подписанные председателем Военной коллегии Верховного Суда В.В.Ульрихом, который впоследствии стал насаждать откровенно карательные и самые жестокие меры наказаний. По большинству дел, рассмотренных в те годы под председательством Ульриха с участием Кузьмина в качестве государственного обвинителя, были вынесены вполне обоснованные и достаточно мягкие по тем временам приговоры. Как правило, виновные осуждались к 3–5 годам лишения свободы с заключением в лагеря, хотя среди них было немало лиц, обвинявшихся в контрреволюционных и антисоветских преступлениях.

Кузьмин, что называется, зрил в корень и задолго до массовых репрессий 30-х годов предупреждал о последствиях беззаконий. В одной из его докладных указывалось:

Архив

«Условия, в которых осуществляется надзор за деятельностью органов ГПУ, заставляют желать многого. Часто встречающимися явлениями до сих пор остаются необоснованные аресты, расплывчатость предъявленных обвинений, преувеличение перспективы дела, имеющие последствиями срыв уголовного процесса или прекращение дела, по которому обвиняемые содержались под стражей. Тактическая линия прокуратуры в надзоре за деятельностью особых отделов должна сводиться к курсу на максимальную настойчивость при одновременном стремлении избегать конфликтов. Кузьмин писал, что работа по наблюдению за особыми отделами ОГПУ — менее благополучная область надзора прокуратуры. По его словам, «Основная причина коренится в тенденции работников особых отделов рассматривать прокурорский надзор как институт, имеющий узко формальное наблюдение. Поэтому законные требования прокуроров встречают зачастую известное сопротивление. Что касается личного состава уполномоченных работников, занятых производством дознания и следствия, то они в массе своей еще недостаточно подготовлены к выполнению обязанности, особенно со стороны уменья владеть кодексами…»[9]

Столь откровенно на карательные органы революции еще не замахивался никто. И с этого участка работы Кузьмина очень скоро убрали. Однако взятый им курс продолжили другие. Преемник Кузьмина на посту старшего помощника прокурора Верховного Суда СССР по военной прокуратуре П.И. Павловский идет ещё дальше. Он не только выступает против нарушений законности в деятельности следователей особых отделов ОГПУ, но и подвергает критике уже самого Ульриха. В своем докладе на Всесоюзном совещании военных прокуроров в мае 1928 года, повернувшись в сторону сидевшего на трибуне председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР, он произнес: «Мы считаем необходимым персону Ульриха отделить от председателя Военной коллегии, и, если как к товарищу подходим к нему с величайшим уважением и почетом, то как Председатель военной коллегии он, по нашему мнению, совершает ошибки»[10]. Сказано это было в связи со все более обнажавшейся тенденцией военных трибуналов и их руководителя Ульриха к ужесточению мер наказания за так называемые контрреволюционные преступления. Опасения относительно «персоны Ульриха» оказались пророческими.

Характер контактов между особыми отделами и военными прокурорами обсуждался в феврале 1926 года на специальном политсовещании в Московском военном округе. В принятой большинством голосов резолюции отмечались слабые правовые знания представителей ОГПУ, приводились конкретные факты нарушения ими законности и был поставлен вопрос о недопустимости любых отступлений от правовых предписаний, чем бы они ни оправдывались. То есть, по существу предлагалось покончить с пресловутой «целесообразностью». Главный инициатор политсовещания военный прокурор округа С.Н. Орловский предложил организовать цикл занятий со следователями ОГПУ по изучению основ уголовного и процессуального права, выразил готовность взять на себя организацию обучения. Но представитель ОГПУ — начальник особого отдела округа придерживался на сей счет иного мнения и на предложение прокурора отреагировал однозначно: «Мои уполномоченные не нуждаются в инструктировании извне».

Странная складывалась ситуация: органы прокурорского надзора, сталкиваясь с нарушениями законности, вместо решительного применения предоставленных им полномочий выступали с какими-то робкими рекомендациями. В докладах наверх — явно извинительный тон за проявленную смелость. Объяснялось все, видимо, внедрившимся в сознание ощущением всемогущества руководителей и сотрудников ведомства В.Р Менжинского, продолжавшейся по инерции со времен Гражданской войны порочной практикой, когда право и суд являлись синонимами расправы с «классовыми врагами».