Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [21]

В своих донесениях в РВС Южфронта, в Реввоенсовет Республики и в ЦК партии Скалов (член РВС корпуса), Ларин, Рогачев вообще выступали против формирования корпуса, мотивируя это политической неблагонадежностью Миронова. Они указывали, что «Миронов является не просто военспецом, но военспецом, имеющим политический зуд; считает себя политическим вождем казачества, заявляет, что при повторных безобразиях по занятию Донобласти он повернет штыки против».

Бесшабашный, не привыкший выбирать слова, Миронов действительно давал поводы к различного рода кривотолкам. Как истинный казак он не был лишен изрядной доли бахвальства, кичливости, самолюбования. Далекий от теоретических изысков рубака методом проб и ошибок шел к цели и вел за собой других красивыми, но туманными призывами «за землю и волю», «социальную революцию», «социализацию средств производства», за отмену смертной казни. Миронов явно щеголял своей беспартийностью, резко осаживал комиссаров и коммунистов, допускавших, по его мнению, преступные действия. И тем вызывал еще большее отторжение политсостава, высшего командования.

В открытую схватку с комкором его политические надсмотрщики пока не вступали, интриги плели тайно, со знанием дела, с использованием богатого партийного багажа, поднакопленного еще в подполье и былых фракционных баталиях. В докладе члену Реввоенсовета Южного фронта Сокольникову от 20 июля 1919 года Скалов признавал, что был сторонником формирования этого соединения под командованием Миронова, хотя и считал такое решение рискованным из-за неблагонадежности донских казаков, вливавшихся в его состав. Теперь Скалов предлагал дальнейшее формирование прекратить, а имеющийся личный состав передать в другие действующие части. Сомнений в отношении Миронова в том докладе он прямо не высказывал, но подтекст должен был подвести адресата к мысли, что кандидатура комкора и «мобилизационный материал» выбраны неудачно.

Но как бы искусны в подковерной дипломатии ни были большевистские функционеры, как бы ни скрывали свое истинное отношение к личности командира корпуса, шило в мешке не утаишь. Вылезало оно то тут, то там, глубоко царапало мечущуюся душу Миронова, оставляя долго не заживающие раны. В августе он телеграфировал казачьему отделу ВЦИК:

Архив

«Мне подлинно известно через преданных мне людей, входящих одновременно в организацию политработников еще не сформированного корпуса, так как, де мол, будет григорьевщина. С такой подлостью я мириться не могу и останусь всегда Мироновым… Заявляю, что Деникин и буржуазия мои смертельные враги, но моими (друзьями) не могут быть люди, вызывавшие поголовное восстание. Перед лицом трудящихся масс пролетариата и крестьянства заявляю: боролся и буду бороться за социализацию средств производства, за социализм. Прошу открытой политики со мной и скорейшего заканчивания формирования корпуса, в который чьей-то рукой приостановлен поток людей, который так жадно дожидается красноармейцами на Южфронте.»

Обстановка продолжала накаляться, причем сам Миронов только подливал масла в костер своими заявлениями и поступками. Все чаще он выступал на митингах, письменно обращался к массам. И когда он наметил на 14 августа большое собрание личного состава, Ларин выступил против: «Тов. Миронов, сегодняшнее собрание будет касаться разных методов воспитания Красной Армии, вопрос, который должен разрешаться реввоенсоветом Южфронта, но не собранием красноармейцев, к тому же еще недостаточно революционно воспитанных, и потому считаю собрание для пользы дела лишним».

Миронов не смолчал: «Я не понят. Методы-то воспитания лежат во мне, и они в высшей степени субъективны… мощь всякой армии кроется в духовном единении начальника и подчиненного. Если я духовно не понят солдатом, то и веры у меня в него нет, а у него в меня… Это «собрание» — это один из методов моего воспитания: вместе на собрании на словах, вместе и на деле в боях».

Накануне собрания до комкора дошел слух, будто на него готовится покушение. Упоминались фамилии коммунистов Букатина и Лисина. Не вдаваясь особо в подробности, Миронов приказал арестовать обоих, предупредив, что при первом выстреле со стороны коммунистов они как заложники будут расстреляны.

«Оппозиция» притихла, свернув на время открытое сопротивление Миронову, зато усилив давление на других направлениях. Чтобы скомпрометировать одного из популярнейших на Дону казачьих командиров, использовалось все: телефонные и очные переговоры с партийным и военным руководством, официальные политдонесения и анонимные доносы, письма личные и коллективные. Характерно своей иезуитской сутью заявление Ларина и Скалова в орган, с которым они до того категорически не хотели иметь дела, — в казачий отдел вцик от 16 августа 1919 года:

Архив

«Дорогие товарищи. Пользуясь случаем, реввоенсовет Донкора (его политическая часть) в своей до известной степени тяжелой работе желал бы иметь от вас ряд зафиксированных протоколом мнений и постановлений по вопросам:

1. Считаете ли нужным вести, конечно тактичное, коммунистическое воспитание казачьей массы, считаете ли необходимым постройку ячеек и каков путь подхода к строительству их, какова роль политиков в казачьих полках?