Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [187]

Затем моя вина состоит в том, что, когда сняли Жукова, я, встретившись с ним, высказал ему свое сочувствие. После того, как меня сняли вторично с командования армией, я добился приема у Сталина, где он мне сказал, что я устал воевать и поэтому нужно принимать Главупраформ. Это меня сильно обидело, так как я хотел еще воевать.

Однажды после этого ко мне зашел мой старый адъютант Хейло, который являлся мне близким человеком, так как я с ним воевал в гражданской войне и мы с ним были женаты на сестрах. Во время разговора я высказал ему свое озлобление, что нас, стариков, обижают и не дают воевать, и в этом разговоре я высказал свою мысль, что война идет за счет крестьян и что колхозы после войны не восстановят, так как все хозяйство колхозов разрушено. Видимо, мне придется построить себе домик и жить до старости, ничего не делая.

Такой же разговор у меня происходил и с генералом медицинской службы Караваем.

Будучи в Прибалтике, я поделился своими мыслями о неправильных методах ведения войны и высказал критику против Главного командования Советской Армии с начальником штаба Паэгле, с которым я вместе жил на одной квартире.

Находясь в Смоленской области, я однажды зашел в дом учительницы, которая жила очень бедно и имела пять человек детей, я задал ей вопрос — почему она имеет такой маленький огородик в то время, когда кругом много свободной необработанной земли? Учительница мне ответила, что ей больше земли не дают, так как она приравнена к категории служащего, и в присутствии Паэгле я высказал возмущение в озлобленной форме на существующие у нас порядки по обработке земли.

Еще моя вина состоит в том, что в начале 1945 года на квартире генерала армии Петрова, у которого находился генерал Захаров (маленький), во время выпивки зашел разговор, что Петров однажды послал Ворошилову вагон мебели и лошадь, но, несмотря на это, Петров дважды снимался с командования и вместо него назначали других лиц. Я лично при этом разговоре лишь присутствовал, но сам лично не высказывался. Об этом разговоре я никуда не сообщил.

Председательствующий: Какие другие у вас были разговоры в этот раз с Петровым и Захаровым?

Кулик: Мы тогда говорили о чести мундира и о занимаемом нами положении, и никаких других разговоров не происходило. От Петрова я вместе с Захаровым зашел к нему на квартиру, и во время выпивки я поднял тост за Жукова. Здесь же у нас зашел разговор о назначении Булганина первым заместителем Главкома. Мы высказали свое мнение, что Главкому необходим комиссар и, видимо, назначение Булганина с этим связано.

Председательствующий огласил показания подсудимого Кулика: «… Петров высказал мне недовольство снятием его с должности командующего 4-м Украинским фронтом. Как говорил Петров, его — заслуженного генерала — Ставка проработала за то, что он позволил себе вывезти из Румынии для личного пользования мебель и другое имущество. При царском строе, по словам Петрова, такое обвинение генералу не предъявили бы.

Вскоре Захаров, проживавший этажом ниже, пригласил нас перейти в его квартиру. Мы согласились. Разговорившись, я стал жаловаться на несправедливое, на мой взгляд, отношение ко мне Сталина. В этой связи я заявил, что правительство изгоняет из Красной Армии лучшие командные кадры и заменяет их политическими работниками, не сведущими в военном деле. Из основных военных работников, продолжал я, в руководстве армией оставался лишь один Жуков, но и его «отшивают», назначив первым заместителем наркома обороны Булганина, ничего не смыслящего в делах армии. Я поднял тост за Жукова, предложив группироваться вокруг него…»

Председательствующий: Подсудимый Кулик, вы подтверждаете эти свои показания?

Кулик: Эти показания я отрицаю, так как они мною были даны вынужденно, о чем я указал в своем письме от 15 января 1949 года на имя Сталина. Я не отрицаю, что в квартире Захарова я предложил тост за здоровье Жукова, так как я считал, что никого лучше Жукова нельзя найти на должность первого заместителя наркома обороны. Я не отрицаю, что я сказал, что Жукова «отшили».

Председательствующий: Как можно понять ваше выражение «отшили» и кого именно вы подразумевали под этим словом?

Подсудимый: Я считал, что Жукова «отшили» люди, которые окружают Сталина, и конкретно я думал, что это сделал Берия. Этот вопрос о моем высказывании в отношении Жукова разбирался ЦК ВКП(б), Шкирятовым, и за это меня исключили из партии.

У меня были хорошие отношения с Жуковым. Он был моим выдвиженцем. Я его представил к выдвижению боевой операции на Халхин-Голе. Жуков там себя проявил очень хорошо и быстро пошел на выдвижение. Знаю хорошо Жукова и его характер, я предполагал, что он мог допустить какую-либо резкость при разговоре со Сталиным, за что он и был снят. Я. конечно, виноват в том, что допустил такую критику, в этом моя вина.

Мой второй разговор с Жуковым имел место в то время, когда я был Главупраформом. Я так же высказал Жукову свое сожаление, что не он был назначен первым заместителем наркома обороны, а Булганин. Я чувствовал, что Жуков очень переживает это обстоятельство, как переживаю и я свое отстранение от командования, поэтому я и допустил такие высказывания в отношении Жукова.