Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [183]

Возвращаясь из Рославля в Москву после небольшой попойки, Кулик больше молчал. А Паэгле вспоминал предвоенную жизнь и вдруг заговорил о Сталине, о его преклонном уже возрасте, о возможных преемниках, высказал предположение, что ими, скорее всего, станут Каганович или Жданов. Кулик не перебивал его, заметил лишь:

— Теперь не то, дорогой полковник. Теперь уже не они наверху, а молодежь — присматривайся к Маленкову, Вознесенскому.

— Но это значит снова борьба за власть?

Кулик промолчал.

В апреле 1945 года за развал боевой подготовки в запасных воинских частях Кулика сняли с должности заместителя начальника Главного управления формирования Красной Армии, а затем за антипартийные разговоры и бытовое разложение исключили из членов ВКП(б). Стукачи свое дело делали. Думал: это все — конец карьере, а значит, и жизни. Два месяца не у дел. И вдруг в июне — назначение заместителем командующего войсками Приволжского военного округа. Хоть что-то…

В Куйбышеве Кулика ждали. На военный аэродром, где должен был приземлиться самолет с бывшим маршалом, прибыли секретари обкома и горкома партии, представители Советской власти, военные. Большой толпой сгрудились они неподалеку от рулевой дорожки, по которой уже скользили два неповоротливых «Дугласа». Первый самолет замер в нескольких метрах от встречавших.

Открылась дверь. Никто не появлялся. Возникла продолжительная пауза. И вдруг в проеме показалась большая… коровья голова со странным нагромождением вместо рогов. Над аэродромом разнеслось протяжное «му-у!» Вслед за этим из самолетного чрева послышалось бляение, прокукарекал петух. Встречавшие в недоумении и досаде отшатнулись: что за шутки?

А это были никакие не шутки. Просто живность, намучившись от перелета и посадки, с радостным облегчением выходила на естественную природу.

Дело в том, что Григорий Иванович, большой любитель парного молочка и прочей натуральной животноводческой продукции, решил не рисковать: чтобы не остаться без всего этого на новом месте, привез с собой стадо — коровы, овцы, козы, а еще куры, ульи с пчелами — в общем все необходимое для нормальной бесперебойной работы измученного маршальского желудка. Копыта и рога у коров, коз обвязали соломой и тряпками, чтобы, не дай бог, с перепугу они не продырявили обивку «Дугласа» да и себе ущерба не нанесли.

Конфуз, понятно, большой вышел. А Кулик, как ни в чем не бывало, вышел из второго самолета, обменялся рукопожатием с приличествующим рангу видом. И все поглядывал, правильно ли идет разгрузка животноводческого хозяйства. Правда, через несколько дней, когда получил очередную выволочку из Москвы, выглядел растерянным: за что, мол, с него взыскивают, дело-то обычное. Но вскоре обида забылась, и Григорий Иванович отчебучил номер похлеще первого. Ну то, что он в рабочее время отбывал на охоту за утками, — дело не страшное. Не впервой. И то, что служебный самолет в личных целях использовал, мало кого удивляло — попробуй определи, где у высокого воинского начальника кончается служебное, общественно значимое дело, а где начинается личное. Но не подумайте, будто самолет он использовал для поездки в отдаленный район, где этих уток водится в изобилии. Григорий Иванович не был обделен фантазией и придумал нечто такое, что одних позже приведет в неописуемый восторг, а других — в шоковое состояние.

Вечером прилетели на место охоты. Хорошенько закусили. Так хорошенько, что ранним утром Кулика еле-еле удалось растолкать. То ли спросонья, то ли заранее все обдумав, он вдруг решил, что и У-2 можно вполне приспособить для утиной охоты. Надо бы только немного довооружить его. Пулемет? Подойдет. Установили. И Григорий Иванович, войдя в азарт, гонялся за утками на бреющем полете, подкашивая их пулеметными очередями. Только успевали пулемет перезаряжать.

— Ух-х, вот это охота! — с неподдельным восторгом говорил он потом. — Сколько ж мы их намолотили?

Воистину «намолотили», потому что пулеметные пули выворачивали утиные тельца наизнанку. Сколько патронов израсходовали — считать было некогда да и некому. Все списали на боевую подготовку. Главное — угодить человеку, который считался в здешних кругах близким другом самого Сталина.

И такие вот причуды отличали славный полководческий путь одного из наших легендарных маршалов. Воевать так воевать! Если с немцами не отличился, так хоть на утках отыграемся…

Справедливости ради надо сказать, что вот этой-то выходки Сталин Кулику уже не простил. В тот же день, когда ему доложили о самолетной охоте Григория Ивановича, Сталин, наконец-то, дал добро Берии на систематизацию всех компрометирующих материалов. Особого времени на выполнение такой команды Лаврентию Павловичу не понадобилось: досье на Кулика органы вели давно и исправно. Не ожидая никаких указаний. Здесь всегда знали, что и как надо делать, и не считали, что их труд может пропасть впустую. Наоборот, были уверены, что даже самый маленький, на первый взгляд, факт компромата обязательно пригодится — хотя бы в качестве решающего довеска. Не завтра, так послезавтра.

И все-таки время было уже другое. Вот так просто, на основании фактов из старого досье, привлечь человека к ответственности было небезопасно: фронтовики себе цену уже знали. Нужен веский довод, свежие аргументы. Искать долго не пришлось. В мае-июне 1946 года две комиссии Министерства Вооруженных Сил (тогда так называлось Министерство обороны), одна за другой, что само по себе уже похоже на самое настоящее официальное следствие, проверили состояние боевой и политической подготовки в войсках Приволжского военного округа. Оценка — «неудовлетворительно». Практическая работа командования по руководству войсками признана вредной. Это уже смахивало на приговор.