Жертвуя малым - [132]

Он просто не смог, физически, поскольку голос Волчицы, самый тихий из трех, звучал для него очень убедительно. Она не запрещала ему прямо, она никогда ничего ему, своему белому и ядовитому богу, не запрещала, но она и не отпускала его. А он был не бог, он был робот, сменивший хозяина на хозяйку, и он не сумел — не сумел уйти без ее позволения. Она не запрещала ему уходить, но и уйти не позволила.

Он упал на колени, несколько вздохов двигался на четвереньках, но туман начал пить его ресурс. Он повернул назад, и идти сразу стало легче, как будто кто-то подталкивал в спину. Он встал на ноги, шатаясь, вывалился из белесой влажности преграды на волчью сторону, упал — ладонями в теплую, прижавшуюся к земле летнюю траву. Дышал ее разгоряченным запахом, досадовал на собственную слабость. Переведя дух, решил попробовать еще. Но, стоило ему лишь взглянуть через плечо на клубящийся туман, как к горлу подступила горечь. Он не мог уйти. Туман не собирался пропускать его.

Он встал, отряхнул штаны и, больше на завесу не глядя, зашагал назад в стаю.

Волчица встретила его первой, далеко за пределами поселения. Ничего не сказала по поводу встрепанного вида и опущенных плеч. Взяла за руку и повела обратно в стаю. Шаман, увидев их, тоже ничего не сказал.

Прошло два месяца. Несытые и их человеческие слуги подвезли к туманной границе катапульты и развлекались тем, что забрасывали на волчью сторону куски вонючих, гниющих туш животных. Волки из семьи Молчуна, на чьи угодья пришелся этот омерзительный воздушный налет, начали роптать, и он, посоветовавшись с шаманом, привел свою стаю на берег Реки, под защиту Мудрой матери. Вскоре точно так же поступил и Грозный Лай. Любовь Акмэ к Солю хорошо очищала туман, но несытые обжали волчьи земли кольцом и расширять границы завесы у волчьей жрицы и ее бога больше не получалось.

«Надо действовать, Волчица», — часто говорил ей Соль.

Она, по-прежнему решительно, но теперь уже без улыбки, возражала: «Подождем зимы. Зимой я буду плясать в огне и попрошу у Нее совета».

И Соль — делать нечего — ждал зимы.

Волки роптали. Благодаря Мудрой Матери и ее неистовой любви к светлому богу у волчих в этом году родилось много здоровых волчат. Но дичи, способной прокормить молодняк, становилось все меньше. Несытые отравляли реки со своей стороны, жгли за пределами завесы леса. Дикие старшие братья бежали от огня на волчью территорию, многие из них были больны и заражали болезнями соплеменников Акмэ. Если волков защищал от огня и болезней туман и сила шаманов, то старших зверей, тех, кто не любит попусту болтать, защищать было некому. Они вторгались в угодья трех стай, боролись с хозяевами за место под солнцем, сеяли сумятицу. И — поначалу поодиночке, редко, за глаза, потом, с приходом холодов, все чаще и уже в лицо, — как и предсказывал Грозный Лай, волки стали обвинять Светлого в новых бедах своего племени. Волчица сердилась, слыша упреки, старшие шаманы помалкивали, лишь Косточка, после обряда посвящения получивший новое имя — Молодой Вождь, пробовал оправдывать Светлого бога от обвинений соплеменников. Волчица была благодарна ему за это, и юный волк краснел, чуя ее благосклонность. А Соль считал, что осуждают его вполне справедливо. Неудача с переходом сквозь туман точила его ум, страх перед встречей с Молохом, необходимость встретиться с ним один на один, без Волчицы, ослабляли дух. Как уйти так, чтобы не потерять ресурса? — думал он. Как объяснить Акмэ, что уйти необходимо, одному, без нее и, скорее всего, без надежды вернуться. Ведь если он пойдет уничтожать Молоха, своего бывшего хозяина, если он пойдет к нему один, без поддержки Мудрой матери, — так, как и должен пойти, то это означает лишь одно — едва ли он сумеет возвратиться назад. Едва ли его интеллектуального ресурса хватит на то, чтобы не сойти с ума после того, как он уничтожит своего бывшего хозяина. Хватит ли его на то, чтобы сразиться с Молохом? Соль полагал, что да. Если Волчица будет в безопасности. Если он точно будет знать, что она и ее стая останутся в безопасности.

Ударили ранние морозы, выпал снег и несытые снизили свою активность. Но, стоило одной беде отступить, как пришла другая — слег старый шаман. Грудной кашель давно донимал его, но с появлением в стае Соля, казалось бы, отступил. И вернулся этой последней для волков зимой, напав коварно. Было время новолуния, Волчица осталась помогать деду, а Соль, Грозный Лай и Молодой втроем отправились пожинать туманную скверну.

«Не пойму тебя, Светлый, — ворчал по дороге грозный вожак, тяжело шагая по глубоким сугробам в прямоходящем обличии. — Чего ты ждешь? Летом Молчуна подранили, теперь вот старик захворал, двуногая дичь несытых к завесе подступила. Оно понятно, конечно, под одной шкурой с Мудрой Матерью лежать — кому угодно не наскучит, но ведь и щенков у вас нет, а почти год миновал с тех пор, как ты сам о том разговор завел. Дело твое, ты — бог, но знай: Мать тебе не скажет, старик не скажет, потому как близко они к тебе слишком, а я скажу, мне ты не дорог: играть с жизнями состайников я тебе не позволю. Надо будет — в схватке сойдусь. Хоть ты бог, хоть избранный Матерью, хоть самый великий несытый».