Конан счел неудобным лежать в присутствии этой особы и снова уселся на коврах. Она остановилась в дверном проеме, с любопытством рассматривая его.
— Прости, я не хотела тебе мешать, — тихо проговорила она. — Я думала, что ты уже спишь.
— Нет ничего более опасного, чем глазеть на меня спящего, — проворчал Конан.
— Почему?
Она улыбнулась, и ее мордочка как будто озарилась солнечным светом.
— Потому что спросонок я могу убить, — ответил Конан. — Я ведь постоянно ожидаю опасности.
— Должно быть, твоя жизнь ужасна, — сказала женщина. — Ты никого не любишь, и тебя никто не любит. Кругом только ненависть и страх. Да, это ужасно.
И она преспокойно погладила варвара по волосам.
— Кто ты? — спросил он, отстраняясь.
— Я Джавис, — ответила она, и Конану подумалось, что он знал ответ прежде, чем услышал его.
— Откуда ты взялась, Джавис?
— Мой муж не говорил обо мне?
— Он избегал рассказывать о тебе, — ответил Конан. — Но не думаю, чтобы это было оттого, что он стыдится тебя. Просто счел свои семейные дела не предназначенными для обсуждения с приятелем. Особенно таким ужасным, как я.
— Ты вовсе не ужасен, — засмеялась Джавис. — Ужасна только твоя жизнь, полная боли и подозрительности, — вот что я хотела сказать.
Конан устроился на коврах поудобнее, скрестив ноги, и показал Джавис место рядом с собой.
— Окажи мне честь и посиди со мной, Джавис, — попросил он. — Выпей вина и расскажи мне свою историю, а я расскажу тебе свою. Он очень тебя угнетает, этот деспот, твой муж?
— Господин Грифи? — она засмеялась весело и вместе с тем ласково, как смеются, вспоминая о любимом человеке. — О, нет! Лучше господина Грифи нет никого на свете!
Молодая женщина ловко устроилась рядом с киммерийцем и охотно приняла кувшин из его рук. Она глотнула вина, облизнулась с явным удовольствием и глянула на Конана лукаво.
— О чем ты хотел поговорить?
— Я хотел узнать, кто ты такая и почему женитьба на тебе приносит такие богатства.
— Ты имеешь в виду Зеленые Пастбища? — она прищурилась. — Что ж… Надеюсь, ты не боишься монстров, Конан, потому что я — самый настоящий монстр.
Вместо ответа Конан пощекотал ее затылок, и она поежилась от удовольствия.
— Я просто обожаю монстров, Джавис, и повидал их на своем веку столько, что всегда отличу симпатичного монстра от ужасного.
— Хорошо, хорошо… — Она закивала. — В таком случае, слушай. Мою мать привезли в клетке из джунглей Вендии. Считалось, что она животное. Несколько лет она жила в клетке и развлекала своим уродливым видом гостей своего господина. Ей не хотелось выдавать свою истинную сущность, и она решилась умереть, считаясь зверем. Лучше уж так, чем быть опозоренной и прожить век в дворцовых уродцах. А между тем она вовсе не была безобразной — по меркам нашего народа. Напротив, она слыла красавицей.
Но однажды она случайно раскрылась перед человеком. Это был один из туранских вельмож.
Он застал ее плачущей и спросил, даже не предполагая, что она может ответить, отчего она плачет. Разве ее плохо содержат? Или у нее нет чего-то необходимого? Многие люди, сказал он, охотно поменялись бы местом с этой обезьянкой, желая, чтобы их ласкали, кормили и украшали бантиками. И тут она не выдержала.
«Я поменялась бы местом с последним нищим, лишь бы обрести свободу! — сказала она. — Уже несколько лет я вижу только людей, которые мне неприятны, ненавистны, которые кажутся мне безобразными! У меня даже нет выбора — на кого смотреть! В мою клетку лезут отвратительные рожи, и мне приходится делать вид, будто они мне нравятся».
«Ты не животное! — воскликнул он. — Ты обладаешь разумом!»
«Удивляюсь только, как вы, обладающие разумом, не заметили этого раньше!» — сказала она.
— Он купил ее? — спросил Конан у Джавис, видя, что та разволновалась и едва не плачет. Киммериец счел правильным поскорее подвести рассказ к сегодняшнему дню.
— Вместе с клеткой, — кивнула Джавис.
— Ты наполовину туранка, а наполовину…
Он чуть было не сказал «обезьянка», но вовремя удержался. Джавис невесело улыбнулась.
— Ты угадал. Моей матери больше нет, а меня препоручили заботам туранского владыки… И он выделил мне богатое приданое, а потом и самолично подыскал мужа. Первый мой супруг был человеком добрым, но не считал меня за ровню себе. У него были наложницы, я же жила у него как дочь. Он прятал меня от посторонних глаз, боясь, чтобы меня не обидели недобрые люди. О, я знала о том, что в мире полно недобрых людей! У моего покойного отца был сын от первой жены, давно умершей, — мой сводный брат и нашел мне второго мужа, господина Грифи, своего приятеля.
— И ты довольна?
— Очень.
— Надеюсь, господин Грифи не относится к тебе как к дочери? — спросил Конан, щурясь.
— Нет. — Она очень мило опустила глаза. — Полагаю, нет.
Конан допил вино из кувшина и щелкнул пальцами, однако служанка, вопреки обещанию Грифи, не появилась. Конан поднял брови.
— Грифи определенно говорил, что служанка будет стоять под дверью и ожидать приказания возобновить запасы вина.
— Я велела ей уйти, — сказала Джавис. — Не хотела, чтобы она подслушивала.
— Лучше было бы ей подслушивать, — возразил Конан. — В таком случае Грифи мог бы быть уверен в том, что мы ничего дурного не делаем.
