Конан развалился на коврах, взял кувшин с вином и принялся отдыхать. Мысли его бродили лениво, сонно.
Мимолетно вспоминал он молодую женщину, которую пытался выкрасть и увести на свободу. Жаль, что она погибла! Этот Джамал заслуживает самого лютого наказания!
… Но не теперь. Теперь нужно дождаться Грифи и узнать, чего же он, собственно, хочет от старого приятеля.
Грифи заделался истинным туранцем. Не спешит заводить речь о существе дела. Сперва болтал о своей женитьбе, потом хвастался лошадьми, рассказывал о каком-то изумительном жеребце, которого ему доставили аж из самого Кхитая. Долго и нудно интересовался тем, удобно ли Конан устроился.
Что ж, в подобные игры варвар играть умеет. Грифи получил подробнейший отчет о том, какие ощущения испытывает Конан, лежа на ковре с мягким ворсом, и о том, насколько этот ковер лучше другого, с ворсом более жестким; а также поведал Конан своему другу о вкусовых качествах вина и о том, что разбавленное вино лучше утоляет жажду, но приносит меньше удовлетворения.
Когда киммериец заговорил о свойствах аквилонского вина, весьма дорогого, и начал сопоставлять его с кхитайским рисовым вином, Грифи не выдержал.
Новоявленный «туранский аристократ» разразился смехом и захлопал в ладоши.
— Ты переиграл меня, Конан! Сдаюсь!
— Я только начал, достопочтенный Грифи, — подражая размеренному тону туранских стариков, молвил Конан. — Итак, кхитайцы собирают рис в начале его созревания и…
— Все, все, сдаюсь! Довольно, Конан! Перехожу к делу.
Конан уселся на ковре удобнее.
— Давно бы так, — не моргнув глазом, объявил он. — Давай, выкладывай, Грифи, что у тебя случилось.
— По правде говоря, я и сам толком не могу понять, что это такое, — начал Грифи. — Люди говорят, будто в моих владениях завелся монстр. Сам я этого монстра никогда не видел. Но кое-какие следы он все же оставляет.
— Он режет твой скот? — спросил Конан.
— Хуже, набрасывается на людей.
— Не уверен, что это хуже, — пробормотал Конан, — но в общем и целом я с тобой согласен: терпеть на своих землях монстра — дурной тон. Даже младший сын младшего сына не может позволить себе так распуститься!
— Рад, что ты понимаешь, — кивнул Грифи.
— Принеси нормального вина, не разбавленного, — велел Конан. — Я не могу думать, когда у меня в голове булькает вода. Требуется напиток покрепче, чтобы во мне ожил полный злобы варвар.
Грифи щелкнул пальцами, и в комнате, как по волшебству, появилась юная девушка. Конан не успел заметить, откуда она вошла, но явно не через тот занавешенный тяжелой портьерой проем, через который проходил пару колоколов назад сам киммериец.
Она была очень юной, лет пятнадцати. Ее смуглые руки были украшены тяжелыми золотыми браслетами, большие влажные глаза с любопытством глядели на гостя. В руках она держала большой кувшин. Ее тонкий стан соблазнительно изгибался, когда она наливала Конану вино.
— Что она делала с вином наготове возле нашей комнаты? — поинтересовался Конан. — Подслушивала?
— Нет, я приказал ей ждать. Я ведь знал, чего ты захочешь, — снова рассмеялся Грифи. — Подожди, Конан, ты еще не раз будешь удивлен! Став туранским вельможей, я перенял многие их обычаи. Например, одно из любимых развлечений в этой стране — удивлять гостей.
— Некоторых гостей здесь принято удивлять до смерти, — заметил Конан, весело поглядывая на девушку. — Кто она?
— Просто рабыня. У меня в доме таких еще шесть. Терпеть не могу мужскую прислугу.
— Хорошенькая.
— Конан, если у тебя на уме то, о чем я подумал, то лучше сразу откажись…
— Кром! У меня на уме нет ничего, кроме хорошей еды и доброго вина!.. Скажи, Грифи, а твоя жена так же хороша, как эта девчушка?
— Я не намерен обсуждать мою жену с посторонними, — вдруг насупился Грифи.
— Вот так дела! — изумился Конан. — Прежде, бывало, мы с тобой болтали о женщинах ночи напролет… Особенно когда поблизости не было женщин. Что же случилось?
— Это моя жена, и я не собираюсь…
Конан махнул рукой.
— Хорошо, хорошо. Никто не покушается па твою жену. Если не хочешь говорить о женщине, перейдем к более приятной теме. Расскажи мне о монстре.
* * *
На землях, принадлежавших предшественнику Грифи, имеется низменный участок, где располагаются лучшие пастбища в округе. Разумеется, многие зимы эта земля считалась спорной, и имелось немало претендентов на нее. То и дело из сундуков извлекались разного рода грамоты, дарственные, письма влиятельных господ и даже самих властителей Турана и Иранистана, где подтверждались права на Зеленые Пастбища того или иного землевладельца.
Несколько раз соперники сходились в кратких, но кровопролитных войнах, так что требовалось вмешательство властей, дабы остановить бойню. В конце концов земля эта досталась супругу Джавис.
Здесь возникала некая пауза: поневоле хотелось задать вопрос — отчего же властитель Турана решил вопрос именно таким образом и почему он связал женитьбу на Джавис с болотным пастбищем?
Никто не решался заходить в своем любопытстве так далеко. Достоянием общественности стало то обстоятельство, что самый отчаянный из претендентов — тот, который, по общему мнению, имел на землю меньше всего прав, — был призван во дворец и после долгого разговора вышел оттуда с хартией, подтверждающей его вступление в права собственности.
