Жертва - [64]

Морти кивнул.

— Отлично. — Конь нахмурился, признавая поражение. — Ладно. Вы пойдете со мной, когда я выйду, и мы ей все расскажем. — Он открыл дверь кабинки. — Я все равно ею просто пользовался. Она для меня ничего не значит. Передаю ее вам вместе с моим благословением.

— Прекрасно, — твердым тоном сказал Морти.

Он чуть улыбнулся почти победной усмешкой. Все шло как по маслу. Просто идеально. Как по писаному. В кои-то веки. В кои-то веки, наконец-то.

— Только подождите меня минуту.

Небесный Конь вошел в кабинку, захлопнул дверь, опустил задвижку и закрыл глаза. Однажды он уже убил человека в туалете. Это было нетрудно. Смерть возможна в любом месте, если ее достаточно тщательно продумать, осмыслить порядок действий и каждое следствие, которое возникнет из первого импульса. Сложить отдельные куски и составить подробный план дороги со всеми ответвлениями. Предвидение как выработанный фрагмент мысленной карты.

Наклонившись вперед, он опустил руку к левой ноге, завернул и приподнял край джинсов, открыв прикрепленные к ноге кожаные ножны и ручку ножа, вырезанную так, чтобы точно входить в его руку. Этот нож сделала для Небесного Коня его бабушка Энни Твоукс, Хранительница Масок, из пропавшего теперь поколения, направленного по ложному пути, вынужденного исчезнуть, как исчезнет и он сам, забыв все, что сделало с ним прошлое. Новое начало на другом континенте через полное растворение его легендарного наследия.

Достав нож — избавиться от него Ринг и зашел в туалет, — он поздравил себя с тем, что придержал его до этого момента. Без его идеальной холодной гладкости ему пришлось бы здесь задержаться. Алексис, наверно, уже начинает волноваться. Он осторожно поставил правую ногу на край унитаза, прислонил руку к холодному металлу стены и встал левой ногой на другую сторону унитаза, оставаясь на корточках. Он осмотрительно, медленно выпрямился, чтобы никто не заметил его, и застыл, нависая сверху, как легендарный Небесный Конь, от которого он взял свое имя.

Морти стоял в стороне, в углу у дальнего края большого зеркала во всю стену. Он отошел подальше, чтобы не маячить на глазах, он беспокоился о том, чтобы не мешаться, о том, чтобы стать незаметным, о том, чтобы сделать то, что ему велели. Он еще раз помыл руки, стараясь смешаться с остальными, на его лице играла улыбка, когда он отряхивал руки, выпрямлялся и отворачивался от раковины, а фальшивые усы над губами чуть отклеились с одного кончика. Он направился к бумажным салфеткам, вытер руки, кивнул какому-то бизнесмену, и его уверенная улыбка застыла от удара, когда нож, брошенный в его сторону и вонзившийся ему в шею, толкнул его к стене и выплеснул красную кляксу на кафель в том месте, где острие вышло из горла. Он осел, как мешок, весь залитый кровью, колени согнулись, и осторожно дотронулся пальцами до горла недоверчивым жестом, как будто кто-то застегнул фантастическое ожерелье у него на шее.

В сумятице среди ошарашенных мужчин, окруживших Морти, Небесный Конь отвязал ножны, спустил их в унитаз и вышел из кабинки.

— Что случилось? — спросил он одного из стоявших над телом.

Человек пожал плечами и снова посмотрел на Морти.

— Я позову полицию, — сказал Небесный Конь.

Выйдя из туалета, он целеустремленно направился к ждавшей его женщине.

— Я уже начала волноваться, — сказала Алексис, беря его под руку.

— Волноваться не о чем, — спокойно посоветовал он. — Ты слишком много волнуешься.

Она подошла к очереди у паспортного контроля.

— Ты хоть чуть-чуть нервничаешь?

— С какой стати? — Он повесил на плечо сумку и посмотрел на нее.

— Из-за полета.

— Я летать не боюсь. Я всегда думаю только о том, что ждет меня на том конце. Никогда не думаю о дороге.

— Солнце и песок. — Она поправила ремень своей дорожной сумки.

— Да.

Он заметил легкость его правой ноги, легкость его шага, когда уже не было ножа и ножен, заметил незанятость этого пространства на своей дышащей коже. Свежесть. Все маски сброшены. Он взял Алексис за руку.

Теперь осталось только подняться в небо.

28 Торонто

Кроу взял видеокамеру под подписку из 52-го отдела и без пленки установил ее в комнате дома в окрестностях Уитби. Он освободил ноги пленникам и выпустил обоих во двор, ему пришлось сдерживаться, чтобы не пристрелить их там же и тогда же, пока они шли впереди, пристрелить, чтобы их тела упали на замерзшие следы колес, оставленные посетителями этого дома жестокостей, оставив их кровоточить на холоде, чтобы от их тел поднимался пар. Кроу пришлось стряхнуть с себя эту мысль. Это было бы слишком легко. Так он почувствует даже еще большую пустоту. Ему нужно было затянуть процесс, чтобы наполнить пустоту раскаяния долгой, более существенной игрой страдания.

Внутри Кроу сорвал натянутую повсюду желтую полицейскую ленту, потом отвел пленников наверх, смахнул желтую ленту поперек двери и вошел в комнату. Он опять связал ноги Олкоку и толкнул его на матрас, потом привязал Ньюлэнда к стулу, чтобы тот смотрел. Он даст им попробовать собственного лекарства, побыть в шкуре девушек, которых они истязали. Начнет резать их неглубоко, и постепенно раны будут становиться все глубже, а потом он бросит их умирать от потери крови.