Женя Журавина - [60]

— Скажите лучше: от Оли Березовской.

— Давайте поговорим и о ней.

— Нет никакого желания.

— Хорошо. Но вы должны меня выслушать. Когда я лежал в госпитале, она прислала мне письмо: «Колесов, вам теперь нужна нянька, а я для такой роли не гожусь. К тому же я полюбила другого». Можете прочитать...

— Я не читаю чужих писем.

— После ранения — вот такой, как есть, — я поехал в Смоленск. Ни дома, ни родителей. Я приехал сюда — ничего и никого. Я решил повидать вас. Просто повидать и рассказать все это, чтобы вы знали, что я получил по заслугам. Вот и все. Теперь я мог бы и возвращаться, но... у меня есть надежда... Женя, начнем с того, на чем остановились, когда, помните, так некстати я ударился в декламацию. Помните поэму об индейцах? Березовскую я никогда не любил и не уважал.

— Как же вы могли жить с человеком, не уважая человека? Какая пошлость! И это вы, Колесов? Не можете дать женщине пощечину! Рыцарь! Зато после брака такие, как вы, не скупятся... Если не рукою, то словом. Идите-ка вы своей дорогой. Желаю вам счастья.

Женя хотела подняться и уйти, но вспомнила, как она одета, и продолжала сидеть. Не собирался вставать и Колесов.

— Ну, что ж вы не идете?! Уходите! Слышите!..

Колесов стал закуривать. Видно было, что первым он не уйдет, и Женя, улучив минуту, когда он стал одной рукою зажигать спичку, зажимая коробку меж колен, вскочила на ноги и не по тропинке, а прямиком по по севам поспешила к ребятам.

Колесов остался сидеть и сидел довольно долго. Ре бята то и дело докладывали:

— Все еще сидит! Поднялся! Пошел. Пошел к нам в поселок. Это ваш знакомый?

— Да, мы вместе ехали сюда на работу.

— Он с войны?

— Да, с войны.

— Ой, Евгения Михайловна! Попросите его рассказать! Мы позовем! Хорошо?

Под вечер, когда Женя возвращалась домой, Колесов, сидевший у нее на крыльце, поднялся навстречу:

— Вы послали меня «своей дорогой», и я никуда не свернул. Все еще надеюсь, что исполнится ваше пожелание: «Желаю счастья...»

Женя внутренне улыбнулась: «Все повернул в свою пользу! И как я могла так сказать?!»

Она молча отомкнула дверь и вошла в свою квартиру. Вслед за нею вошел Колесов и сел на стул возле окна.

Женя так же молча стала наводить порядок: поправила подушку, одеяло, скатерть, а затем ушла к рукомойнику, стоявшему в углу за ситцевой занавеской, и стала мыть ноги, лицо, шею, руки.

— Молодчина вы, Женя, — начал Колесов, когда она вернулась к столу. — Агния Петровна рассказала мне, как вы жили, что делали. Таких, как вы, немного на свете. В этом я с ней согласен. Все эти годы я не забывал о вас. А та прогулка в лес, и эти несчастные индейцы стояли передо мной как на ладони. Помните, тогда вы запустили руку в мои волосы и сказали: «Ах, голова, голова! Чем ты только набита. Меньше было бы в голове, больше бы досталось сердцу». Верно, в голове у меня и то, что нужно, и то, что ненужно. Но, верьте мне, хватит для нас и того, что в сердце...

Женя молчала. В это время девочка-ученица принесла ей хлеба и кринку молока.

— Давайте ужинать. Мойте руки...

— Руку?! Это мы живо!

Колесов ушел к рукомойнику, а она стала нарезать хлеб, разливать молоко в стаканы.

Когда он вернулся к столу, Женя увидела, что тыльная сторона руки была по-прежнему грязной, и он, как школьник, попытался спрятать ее в карман, но нужно было брать хлеб, и он виновато оказал:

— Понимаете, не получается, — рука руку моет...

У Жени перехватило дыхание: такой беспомощный. И тоже сирота: ни родителей, ни дома.

— Идите, я помою.

Колесов посмотрел ей в глаза и направился к рукомойнику. Женя вымыла ему до локтя руку, увидела донельзя заношенную рубашку, грязную шею, уши, голову и, кусая губы и пряча слезы, помыла и голову и шею.

— А помнишь, ты однажды говорила: «Тебя, как дошкольника, нужно таскать к рукомойнику...»

— Никто вам не давал права говорить мне «ты». Меня зовут Евгенией Михайловной.

— Извините, Евгения Михайловна...

Ужин прошел в молчании.

— На ночлег я устрою вас к соседу, учителю Миляге, — сказала Женя, вставая из-за стола. — Завтра у нас опять работа в поле.

— Нет, зачем же! Я пойду в районный центр. Там в гостинице у меня забронирована койка.

— Скоро стемнеет. А туда — восемь километров. Завтра поутру и дойдете.

— Э, нет! Ночью совершать переходы легче. «Не пылит дорога, не дрожат листы...» А т небесах торжественно и чудно...» До свиданья. Спасибо за ужин...

— Не стоит.

Когда Колесов ушел, Женя минутку постояла, а затем выбежала за дверь.

— Счастливого пути, Колесов. Передайте привет Агнии Петровне. На днях, может быть завтра, я к ней приду.

— Передам. До свидания.

Всю эту ночь Женя не могла заснуть: то ложилась в постель, то подходила к окну, выходила за дверь. «Куда он теперь? Кому нужен? И родителей нет. Такой же, как и я... И как он ловко повернул мои слова: «Идите своей дорогой», и он пришел... к моему порогу...» — думала Женя.

Внешне Женя продолжала хмуриться, а внутренне смеялась, что-то ликовало в ней и просилось на волю.

Утром, поставив ребят на работу, она заторопилась в районный центр.

— Что ты так рано? Ну, был у тебя этот офицер? — спросила Агния Петровна, как только она переступила порог. — До чего договорились?