Женя Журавина - [24]

— Ну, хоть... две недели! Дайте мне самой... Я справлюсь...

— Надо вызвать родителей, — предложил кто-то. — Распустили — пусть воспитывают как умеют. Это их обязанность.

— Не умеют родители. В том и беда, — вмешалась Агния Петровна. — Кто их этому учил? Никто не учил. Родителям надо помогать, а мы их зовем на помощь. Не будем мешать Евгении Михайловне. Она сама найдет ключи. Она у нас умница...

Агния Петровна не ошиблась: Женя действительно нашла эти ключи, сначала к сердцу второгодников, а затем, с их помощью, и ко всему классу. И произошло это случайно, никакой педагогической мудрости или таланта она и не проявила, но, несомненно, проявила мудрость своего сердца.

Однажды, занимаясь во вторую смену, она оставила своих мучителей на час после уроков. Сначала она стыдила их, укоряла, говорила о долге перед родиной, перед родителями и с горечью убеждалась, что слова летят мимо, не шевелят ни одной струны, душа ребят на замке и отпереть ее не удается; но когда по истечении часа она вызвалась проводить их до дому и при этом сказала: «А то еще медведь задерет!» — флегматичный Пронин ответил:

— Не задерет! Теперь медведи спят. Черный спит в дупле, а бурый — в берлоге, где-нибудь под коряжиной... Теперь их можно самих задрать. Приходи и бери как миленького.

— А какой из них страшнее? — спросила Женя, для которой все медведи были «на одно лицо».

Приятели оживились и стали просвещать свою учительницу:

— Черный медведь поменьше, с белой грудкой, любит лазить по деревьям, на людей не нападает; зато бурый — с ним лучше не встречаться: не уступает и тигру; а до меда лакомки оба.

— Только бурый подхватит улей да в кусты, а черный расправляется на месте. Пчелы кусают, а ему хоть бы что! А если покусают лошадь, то лошади — смерть...

— Смотря сколько укусов, — дополнил приятель. — Один раз черный забрел в деревню днем — сначала мы жили не здесь, — а на него накинулись все: бабы, ребятишки... Тогда он на дерево, а мы окружили дерево, старик один с вилами, а ружья нет. Он сидит на дереве, а мы кругом...

Рассказам о медведях, казалось, не будет конца, и в глазах ребят звери выглядели «хитрее человека», а медвежата — такими же озорниками, как и сами рассказчики.

Исчерпав рассказы о медведях, стали говорить о волках, тиграх, о рыбах. Учительница оказалась хорошей ученицей: внимательно слушала, задавала много вопросов, искренне восхищалась, на какое-то время вовсе забыла свою роль; ребята увлеклись: перебивали друг друга, горячились и тоже забыли, что перед ними учительница, которая только что наговорила им кучу обидных слов.

Женя разворошила огромный запас ребячьего жизненного опыта и сейчас не узнавала своих «трудновоспитуемых», а они — свою «въедливую» учительницу. И когда затем шли втроем по улице, ей казалось, что рядом с нею — взрослый солидный народ, а Пронину и Ковалькову — что учительница самый понимающий человек, и за такую можно и в огонь и в воду.

На следующий день поведение «трудных» было безупречным. Больше того, они выступали непрошенными помощниками, ловили всякую удобную минуту, чтобы дополнить и уточнить свои вчерашние рассказы. Тогда Жене пришла мысль пригласить их на прогулку в лес — тропы уже были протоптаны.

Теперь в лесу было иное очарование, не уступавшее осеннему: тишина, избыток солнца, белизна снега, прозрачность воздуха, резкость теней, редкое, но такое милое пернатое население: поползни, дятлы, синицы, клесты.

Пронин и Ковальков с энтузиазмом приняли предложение учительницы. Войдя в лес, они сразу же стали экскурсоводами, а она — экскурсантом: она спрашивала — они отвечали, показывали и рассказывали, припоминали и то, что происходило здесь летом, и то, что слышали от других. Деревья они узнавали по коре и почкам, птиц — по полету, зверьков — по следам.

— Как вы, ребята, много знаете, — не удержалась учительница. — А я знаю здесь только дубок да березку.

— О, березки у нас разные. Эта, которую вы знаете, белая, эту все знают, а то у нас есть еще черная, а на горах — каменная; а мой отец говорил — есть еще железная, та тонет в воде, как железо. Это самое крепкое дерево, какое у нас растет.

Ребята отыскали амурский бархат, попросили учительницу потрогать кору.

— Ну что?

— Ой, гладкая какая...

— Это дерево называется бархат.

— А такое есть и у нас — сосенка! — сказала Женя, указывая на деревцо, стоявшее в стороне.

Ребята ринулись в сугроб, сломали ветку и показали учительнице:

— Это не сосенка, а кедр! Какая же это сосенка!? Мой папа лесник — он все деревья знает. Тут вот, смотрите, пучок из пяти иголок, а у сосны — из двух. Какая же это сосенка?!

Ребята узнавали на снегу следы зверей и птиц и рассказывали об их повадках. К удивлению Жени, в лесу у них появлялся значительный запас слов, слова были свои, особенные и располагались как-то по-особому. Иногда она просила их повторить сказанное и с интересом вслушивалась, как оно звучит, каким смыслом наполняется.

Незаметно они подошли к горной речушке. Речушка была сказочно красива: пухлые обрывистые берега из рыхлого снега, по руслу — валуны, точно крошечные домики под высокими снеговыми шапками; природные перекладины — ветровал, валежник под пышным снеговым покрывалом, на котором уже наследили зверьки и птицы.