Женя Журавина - [23]

«... Ноябрь 1917 г. Свершилось: тучи рассеялись, снова показалось солнце. Русский человек, усталый, измученный войною и неправдами, встал во весь рост и сказал народам: «Остановитесь! Одумайтесь! Посмотрите, что мы наделали? Кому все это нужно? А ведь мы люди, братья по труду, товарищи! Мы все это строили! Зачем же было разрушать? К миру зову, братья! К дружбе. Долой войну! (Власть Советам! Земля, недра, фабрики, заводы — трудящимся! Вот она — настоящая правда».

«Апрель 1918 г. Снова тучи заволокли землю, темные силы расправляют крылья. По деревням ползут слухи: обновляются иконы; старенькие, выцветшие, засиженные мухами, становятся «новыми»; сами собою по ночам звонят колокола; у чудотворной иконы «божьей матери» посыпались слезы; в Киево-Печерской лавре пошевелились мощи угодников — близится конец света. К чему тревожиться о земном, надо тревожиться о небесном: здесь прах и тлен, болезни, воздыхания, а там — радость и жизнь бесконечная. Из четырнадцати государств ползут на нашу землю темные силы: «К Москве, к Москве! Сорвать красное знамя! Убить знаменосца! Потушить огонь революции...»

Обо всем этом говорили Жене и в школе-семилетке и в педагогическом училище, но тогда все это скользило по поверхности сознания, теперь же, написанное от души человеком-очевидцем, взволновало душу и сделало участницей великих событий...

Прочитав дневники, Женя принялась за книги. Теперь они производили на нее совсем другое впечатление. Очевидно, и для чтения нужен «настрой», подготовка, нужно вырасти до уровня книги. В книге мы берем столько, сколько можем унести: сначала плаваем по ее поверхности, с возрастом погружаемся все глубже, начинаем извлекать со дна драгоценный жемчуг, познавать тайны глубин. Так было и с Женей: книги несказанно обогащали, поднимали душевный строй, вызывали желание пройти по тем местам, о которых говорилось в книгах, по родной земле, осмотреть и поле Бородина, и окрестности сельца Михайловского, и Ясную Поляну, и город Ленина; проехать — нет, лучше бы пройти — берегом Волги, от истоков до устья! Сколько к ней привязано сел и городов, сколько на ее берегах произошло событий, сколько о ней песен сложено, стихов и картин написано... В душу маленькой, еще неопределившейся женщины вошло большое чувство родной земли, с ее прошлым и настоящим...

«А весной, как только появятся цветы, соберу букет и схожу на могилку Марии Петровны, — думала Женя. — Нет, — передумала она, — буду ходить каждый выходной. А зачем ждать весны! Пойду в ближайший выходной...»

И она выполнила свое намерение.

Ключи к сердцу

В январе, в начале второго полугодия, Петр Игнатьевич вышел из строя. Перед школой встала новая трудность: кто поведет его класс? Уже в первый день, когда учитель не вышел на работу, лихорадило всю школу: бездельничающие ребята заглядывали в другие классы, носились по коридору, мяукали и раньше времени разбежались по домам, не выполнив задания.

Женя вызвалась первая:

— Позвольте мне. Хочу попробовать силы. Мне жаль Петра Игнатьевича...

Вести «распущенный» класс никто не хотел — за дополнительным заработком не гнались, — и все вздохнули с облегчением:

— Пусть попробует! Много на себя берет!

— Только я не буду завучем! Какой я завуч! Просто стыдно сидеть на этом месте.

— Я бы согласился заведовать учебной частью, — сказал Лысиков.

Все приветствовали и это решение, и Агния Петровна согласилась с ним.

Первый урок в чужом классе прошел у Жени мучительно. Все ее усилия навести порядок ни к чему не приводили. При этом, кроме двух переростков, Ковалькова и Пронина, сознательных нарушителей дисциплины не было, дети просто не умели сдерживаться, управлять собою. Что бы ни случилось: шум за окном — все бросались к окну, стук в коридоре — все готовы были бежать в коридор, отвечал один — все готовы были принимать участие; класс взрывался, как порох, от любой искры: непродуманного слова учителя, реплики ученика и «художеств» двух второгодников-переростков. В дальнейшем Женя пробовала ставить их у своего стола, оставлять после уроков, читать нотации, высылать за дверь — ничто не помогало. Последняя мера оказывалась наихудшей: дверь то и дело открывалась, иногда настежь, и два хулигана корчили рожицы, пели по-петушиному, и класс смотрел не на учительницу, а на дверь, ожидая следующей выходки.

— Ну что мне с ними делать? Посоветуйте! — обратилась она к педагогам.

Все потупились. Лысиков с готовностью отозвался:

— Я приду к вам на урок. Если понадобится, буду ходить каждый день. Мы их переломим.

Женя испугалась: Лысиков будет «ломать» у нее на уроке? Чему же она училась? Ломать — это больно. И детям и ей. Нет, надо найти какую-то струну! Войти в душу. Но какую? Как?

Лысиков пришел на урок, уселся на задней парте и сразу же взял на себя обязанности стража: на детей смотрел зверем, на учительницу — ягненком. Женю поразило совмещение в нем столь различных качеств. Когда же к концу урока ребята «выпряглись», непрошеный помощник обоих второгодников вышвырнул за дверь.

Женя возмутилась:

— Я прошу вас — не ходите ко мне на урок.

— Но я обязан! Я завуч!..