Женя Журавина - [12]

После этой прогулки жизнь Жени усложнилась: Лысиков лебезил, заискивал, подстерегал в коридоре школы, на улице. В лес она больше не ходила, а в свободное время убегала на берег моря. Море пленило Женю. Уже на первом уроке она думала о предстоящей прогулке, а когда отпускала ребят, торопилась сделать все самое необходимое и бежала к морю, точно там кто-то ожидал, кого-то надеялась встретить. Но берег и море были пустынны, и она уходила далеко от поселка, иногда садилась на прибрежный камень, подпирала голову сложенными вместе кулачками и подолгу всматривалась в морские просторы. А волны шли и шли и расстилались у ног, и казалось, что задние торопят передних, а дальние пытаются подняться выше, взглянуть; как далеко еще идти, увидеть ее, Женю Журавину. И она то про себя, то громко повторяла:

— Ах, Женька, Женька, и куда ты забралась?! Куда залетела?! И большая же она, наша земля! Идти бы, идти...

Однажды здесь, на берегу моря, она постигла простую истину: жизнь идет и может идти и без нее. Вот она ушла, затерялась, и никто за ней не бежит, никто не ищет, а жизнь идет... Нужна ли она вообще?

«Ну, как же это так? — спросила она себя. — Что у меня — нет лица или нет голоса? Странно! Я совсем этого не хочу... Люди должны чувствовать, что я здесь, что я нужна».

И Женя решительно вскочила на ноги и заторопилась в поселок.

«Вот еще! Жить и оставаться незамеченной», — думала она, подходя к поселку.

Не заходя домой, она навестила одного из своих учеников и с этого дня возобновила посещения родителей. Теперь она подолгу оставалась в каждой семье, и люди не спеша рассказывали ей о своей и о чужой жизни, о плохом и хорошем. Она узнавала, как складывались и разрушались семьи, как еще много среди людей лжи, криводушия, грубости, нечистоплотности, как много места для гнева, негодования, ненависти. Она сжимала свои кулачки, огорчалась, что у нее нет такой силы и нет власти, чтобы призвать к порядку и тех, кто бросает жен и детей, и тех, кто пропивает зарплату, лодырей, лгунов, себялюбцев. И все не могла понять, как это может держаться среди людей столько зла, суеверий, «копоти», когда так светло и хорошо кругом.

«Жизнь может быть такой замечательной! — думала она. — И это они сами виноваты... Ах, собрать бы их в один класс. Я бы им сказала... Как же можно жить с нечистой совестью?..»

В конце первой четверти в школе случилось происшествие, всколыхнувшее ученический и учительский коллектив: старый педагог Петр Игнатьевич вывел за ухо из класса ученика Ковалькова; ученик пожаловался матери, мать — в поселковый Совет — «истязают детей», и в школу пришли две женщины-работницы обследовать состояние воспитательной работы. В связи с этим Агния Петровна предложила педагогам в течение недели посещать уроки друг друга, а затем провести совещание.

Петр Игнатьевич работал в школе тридцатый год, имел большие заслуги, участвовал в партизанском движении, но в работе с детьми дело не ладилось. С годами учитель утрачивал драгоценное качество — «чувство класса», когда кажется, что учитель и его ученики понимают друг друга с полуслова, живут душа в душу; теперь они «брели розно», расстояние между ними все увеличивалось, и учителю то и дело приходилось повышать голос, призывать к порядку, даже кричать, и не потому, что дети стали плохими, а потому, что учитель говорил языком ворчуна, требовал покорности и платил скукой. Детям нужен вожак, а был пастух; хотелось действовать, а от них требовали — сидеть и слушать.

И вот Женя на уроке у Петра Игнатьевича.

Класс представлял собою длинную узкую комнату с двумя рядами парт, перед которыми стояли низенький столик и табуретка; на стене висели: доска, листок социалистического соревнования и портрет Буденного в самодельной раме с бумажными цветами по углам.

Учитель вошел с красным флажком, опустился на табуретку и строгим, укоризненным взглядом окинул ребят. Если бы Женя сидела перед классом, она видела бы, как потухали в глазах детей огоньки любознательности а как селилась апатия — причина всех зол на уроке.

— Откройте книжки, будем читать рассказ «На лугу».

Рассказ был коротенький, дети прочитали его более десяти раз. Сначала прочитали два ученика на передней парте первого ряда, затем на передней же — второго, затем опять в первом ряду на второй парте и т. д. Задние решили, что до них «дело не дойдет» и, прочитав раз-другой, расшалились. При посторонних учитель совсем распустил «вожжи».

В результате чтения он установил, что в соревновании победил второй ряд, присудил ему переходящий вымпел, маленький флажок на подставке, и поставил его на первую парту. Огласив результаты, он повернулся к стене и стал рисовать флажок на таблице «учет соцсоревнования». В это время вымпел очутился в первом ряду, второй не мог допустить попрания справедливости, и в классе началась потасовка. Учитель поставил вымпел на столе перед собою.

Началась беседа о прочитанном.

— Что делали на лугу?

— Клали сено на телегу.

— Так. А для чего нужно сено?

— Кормить коров.

— Так. Раньше думали, что молоко дает бог, а его дает корм. Как покормишь, так и подоишь. У коровы молоко на языке. Понятно?