Жены и любовницы нацистов - [2]

Фюрер мятежного среднего класса Германии и сам был сыном государственного служащего. Конфликт в семье, когда отец требовал от сына, чтобы он стал служащим, а сам Адольф Гитлер мечтал о карьере художника, привел к откровенной конфронтации. Впоследствии на эту проблему наложили отпечаток еще и финансовые проблемы будущего фюрера и отца народа. Одновременно в душе сына навсегда сохранилось почитание отца и признание его авторитета.

Вильгельм Райх замечал по этому поводу, что «амбивалентное отношение к авторитету — сочетание неповиновения с признанием авторитета и повиновением — является одной из основных особенностей любой личностной структуры среднего класса, начиная с периода полового созревания и кончая совершеннолетием, и находит особенно отчетливое выражение у лиц, жизнь которых проходит в материально стесненных обстоятельствах».

При этом Гитлер поклонялся матери как божеству. В «Майн кампф» он признался, что плакал единственный раз в жизни: когда умерла его мать. В его рассуждениях отчетливо проступает невротическое поклонение матери и неприятие секса, которое вызвано или перенесенным сифилисом, или страхом заболеть. Поэтому всю жизнь он боялся отношений с женщинами. Вопрос, болел ли он сифилисом, остается открытым, мнения расходятся. Приверженцев каждой из теорий примерно поровну. Отпечаток, конечно, наложила и мать. Все женщины, которые были выше его по материальному положению или происхождению, ассоциировались у него с недосягаемой матерью. Естественно, что в этом случае и речи не могло быть о сексе с ними.

В «Анатомии человеческой деструктивности» Эрих Фромм пишет, что женщины, возбуждавшие интерес Гитлера, принадлежали к двум категориям, которые кардинально различались между собой по социальному статусу. Эти были либо респектабельные дамы из высшего света, актрисы, вызывавшие у Гитлера почитание как матери, к которым он относился с немым обожанием, либо простые женщины, которые по социальному уровню были ровней фюреру, а идеальный вариант, — если они стояли ниже его на иерархической социальной лестнице. Именно с последними и могли происходить сексуальные контакты.

От первых он получал многочисленные подарки, в основном, для партии. Они действительно в какой-то степени становились матерями, которые заботились о Гитлере и как истинные матери любили его вне зависимости от того, что он делал. В 1926 году, когда НСДАП находилась на грани банкротства, он обратился за помощью именно к женщине. Сам он рассказывал о том времени так: «Банкротства было не перенести, лучше пулю в лоб. В последний момент появилась наша дорогая фрау Брукман и пришла на помощь». Она познакомила лидера партии с влиятельным и богатым промышленником Эмилем Кирдорфом, который и спас положение. Но Гитлер не брезговал и небольшими подачками. Например, муж Эльзы Брукман, урожденной принцессы Кантакуцене, известный издатель Хуго Брукман оплачивал Адольфу Гитлеру квартиру в Мюнхене. Гитлер не стеснялся и брал от женщин все, что они предлагали. Об этом свидетельствует одно из писем все той же фрау Брукман: «Дорогой господин Гитлер! Я могу заложить свои ручные часы. Не хотели бы Вы их использовать для своих нужд? Можете зайти завтра или в четверг, чтобы заодно присмотреть необходимую Вам мебель…»

Как-то Гитлер оставил в виде залога в суде «изумрудный кулон с плетенками и бриллиантами, бриллиантовое кольцо, венецианский остроконечный рельеф и испанский чехол для рояля из красного шелка». Естественно, что он сам не мог являться хозяином всех этих вещей. Они были подарками различных почитательниц фюрера.

С женщинами этой группы и речи не могло быть о сексе. Хотя бы потому, что, персонифицируясь с матерью, они являлись для Адольфа Гитлера сексуально непритягательными фигурами. Он мог отдаться им во власть только с чисто мазохистским удовольствием. Например, жена Эрнста Ганфштенгля рассказывала о таком случае, произошедшем в их загородном доме недалеко от Мюнхена. Когда ее муж вышел из комнаты, Гитлер упал перед ней на колени, назвал себя ее рабом и стал сетовать на судьбу за то, что она слишком поздно подарила ему горькое и вместе с тем сладкое переживание от встречи с ней. По словам женщины, он вел себя, как маленький ребенок, положив голову ей на колени. Забавно, но женщина в первую очередь думала не о себе. Она говорила потом: «Было бы ужасно, если бы кто-то вошел в комнату. Унизительно для него».

Однако Эрих Фромм считает Эрнста Ганфштенгля ненадежным свидетелем, утверждая, что в своей биографии он пытается представить себя как человека, который старался, как мог, оказать благотворное влияние на Гитлера, а затем, сразу после разрыва с ним, стал «советником» президента Рузвельта. Он допускает только одну возможность для того, чтобы считать свидетельства объективными: «Приводимые им сведения об отношениях Гитлера с женщинами в основном, наверно, могут заслуживать доверия, ибо эта тема впрямую не связана с его попытками представить себя как важную политическую персону».

Еще одну сцену откровенного мазохизма описал в 1943 году бывший директор знаменитой в прошлом актрисы Ренаты Мюллер А. Цайсслер. По его словам, сцена имела место в 1935 году в рейхсканцелярии. Со слов самой актрисы, она выглядела так: