Женский хор - [2]

Шрифт
Интервал

первый раз; и достаточно хрупкая, чтобы порваться и начать кровоточить при первом же мощном натиске — не слишком обильно, но достаточно для того, чтобы на брачной простыне образовалось пятно. И если это произойдет, свекровь вывесит простыню на балконе… Короче, как раз то, что нужно, чтобы этот тип не лишился своей первой брачной ночи. Произведение искусства».

Последующие две недели я только об этом и думала.

Итак, на доктора Франца Карму, главного лечащего врача 77-го, женского, отделения, мне совершенно наплевать. Этот тип и его отделение меня не интересуют. Однако избежать встречи с ним мне не удастся: каждый интерн, выбравший в качестве специализации гинекологическую хирургию, должен провести по меньшей мере год в родильных залах (где, следует признать, я все же научилась как следует делать кесарево, а также — мне повезло, поскольку такое нечасто увидишь, — экстренную кровоостанавливающую гистерэктомию[5] женщинам, которые начали писать кровью после того, как произвели на свет свое потомство) и — вот это уже не так весело — еще полгода в строго врачебном отделении. Официально для того, чтобы «научиться устанавливать контакт с пациентами и оказывать первую помощь в экстренных ситуациях».

Я пыталась объяснить Коллино, что контакты меня не интересуют, сжимать ладошку больного — совсем не мой стиль, да и оказание первой помощи — не моя тема; я чувствую себя комфортно только с инструментами, скальпелем или электрическим хирургическим ножом, ножницами, иголками и нитками — короче, с чем-то твердым между пальцами, а он ответил, что так уж заведено и — глядя на меня сверху вниз — что, если я не хочу туда идти, мне остается только сменить специальность. Меньше всего мне хотелось терять время с этим Кармой. На то, что о нем говорили, мне было наплевать, и я решила в любом случае договориться с санитарками, чтобы можно было убегать в блок каждый раз, как представится возможность. Самое главное — не потерять сноровку.

Однако кое-что меня пугало. Парень, с которым я встретилась в интернатуре, рассказал, что Синяя Борода — которого также называли «гуру женского отделения», потому что, видимо, именно он придумал отделению название, — прогнал его без всяких объяснений на следующий день после приезда, после того как услышал, как тот подшутил над пациенткой. «Странно, — сказал он мне, — я ничего такого не сказал, ну разве что „вотдура“, а ему это не понравилось, я так и не понял, почему она начала хныкать, и Карма явился, как Зорро на скакуне, и выставил меня за дверь». После этого бедняга нашел себе новую работу, но привыкнуть к другой службе в УГЦ ему было очень трудно. Вот это меня по-настоящему беспокоило. Я узнала, что заведующий отделением, мелкий начальник, часто бывает в дурном расположении духа, что он упрям и, кроме того, злопамятен. Неудовлетворенный тип, вот и мучает интернов. А позволить прогнать себя маленькому шефу — даже совсем маленькому, такому, каким, несомненно, являлся Карма (поскольку его отделение — самое маленькое в УГЦ-Север), — значит распрощаться с карьерой в этой больнице или пойти пахать в отделение его заклятого врага, то есть в ад, потому что этот враг, разумеется, будет рад отметить, что его коллега «совершил ошибку, отделавшись от столь великолепного сотрудника», но не упустит ни малейшей возможности рассказать кому-нибудь о том, что этот сотрудник работать совсем не умеет — совершенно нормально, учитывая то, откуда он пришел, — и что, если «даже там» он не смог работать как полагается, это действительно…

Я рассказываю все это для того, чтобы объяснить, насколько неловко я себя чувствовала в тот день — первый день, серый бесцветный день февраля, — когда, истратив выходные, которыми я располагала, чтобы максимально отодвинуть это событие и попытаться всеми средствами найти другое направление (в отделение женской гериатрии[6], например: там, по крайней мере, не нужно тратить время на глупые вопросы пациенткам, они уже все равно не в состоянии на них ответить; или, на худой конец, в реабилитационное отделение, где калекам очень нужно восстановиться, чтобы самостоятельно держать костыль), в итоге я решилась пойти в… женское отделение (вот это да!), успокаивая себя тем, что это, как первые курсы лекций, всего лишь неприятный момент, который нужно пережить, и если бы было средство сбежать с подводной лодки (у меня было достаточно оснований добиваться должности заведующего, которая освободится, когда кто-то устанет пахать за гроши и перейдет в частную клинику, что бывает довольно часто), я бы эту возможность не упустила. Ведь иначе мне придется провести полгода среди баб, не имея возможности подержать в руках скальпель… Нет, об этом не может быть и речи.

Итак, в тот день я стояла у входа в материнско-детский корпус «Богадельни», УГЦ-Север города Турмана, коробки, построенной в семидесятых годах и с тех пор ни разу не ремонтировавшейся (впрочем, стоял вопрос о том, чтобы ее вовсе снести). За несколько дней до этого я уже заходила в акушерскую клинику, приносила документы и надеялась выведать у секретаря что-нибудь интересненькое, но не тут-то было! Она мне ничего не сказала, ну совсем ничегошеньки, разве только: «А… вы к доктору Карме! Как вам повезло, он такой хороший, вы увидите, вы у него многому научитесь», — да таким голоском, что мне захотелось влепить ей пощечину.


Рекомендуем почитать
Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Собачье дело: Повесть и рассказы

15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.


Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.


Опередить себя

Я никогда не могла найти своё место в этом мире. У меня не было матери, друзей не осталось, в отношениях с парнями мне не везло. В свои 19 я не знала, кем собираюсь стать и чем заниматься в будущем. Мой отец хотел гордиться мной, но всегда был слишком занят работой, чтобы уделять достаточно внимания моему воспитанию и моим проблемам. У меня был только дядя, который всегда поддерживал меня и заботился обо мне, однако нас разделяло расстояние в несколько сотен километров, из-за чего мы виделись всего пару раз в год. Но на одну из годовщин смерти моей мамы произошло кое-что странное, и, как ни банально, всё изменилось…