Женщины, о которых думаю ночами - [5]

Что Карен могла знать о конечном пункте своего назначения? Разумеется, ей приходилось видеть тогдашние невысокого качества фотографии. Она знала что-то об Африке из книг, газет и писем Брора, но, в отличие от меня, ехала в неизвестность совершенно иным путем. Каким она представляла свое будущее теми одинокими ночами? Хотя откуда мне знать, чувствовала ли она себя одинокой? Судно было переполнено эмигрантами – южноафриканцами, британцами, немцами, – и все они произносили здравицы, поднимая бокалы с шампанским, танцевали, играли в кают-компании в бридж…

«Адмирал» прибыл в порт Момбасы 13 января 1914 года, и уже на следующее утро Карен и Брор обвенчались. Вся церемония, после которой Карен официально стала именоваться баронессой фон Бликсен-Финеке, длилась ровно десять минут. Затем молодожены покинули влажный и жаркий климат Момбасы, отправившись в сторону просторных, пышущих зеленью и дышащих прохладой возвышенностей Найроби, где их ждала будущая совместная жизнь.

Я прибываю в Африку через сто лет и четыре месяца, в мае 2014 года. В аэропорту Килиманджаро меня от них отделяют вулкан Килиманджаро, прямая как стрела граница Танзании и Кении, менее 300 километров пути и вышеупомянутые сто лет с хвостиком. Знаю точно, что именно изменилось за истекшее время: ледяная шапка Килиманджаро сократилась на 82 процента.

Конечно, идеально было бы загодя выйти за кого-нибудь замуж и уже потом ехать до места назначения, но весьма маловероятно, что подобное произойдет.

III Африка, май

Первый день в Африке. Утро. Я сижу в саду за столом и ем местную кашу, которую приготовила Флотея, танзанийская жена Олли. Небо в тучах, воздух свежий и влажный, но приятный. Кругом поют птицы экзотической расцветки, на ветру шумят банановые деревья – утром спросонья этот шелестящий звук показался мне дождем. Где-то за забором мычит корова, вероятно, та самая, из-под которой Флотея утром брала молоко (она предложила молоко и мне, но я вежливо отказалась). Невероятно, но я добралась!

Накануне я прибыла поздно вечером, полностью разбитая, оголодавшая, с раскалывающейся головой. Меня встретили влажная жара, темнота и пряный аромат Африки с дымком (его я помнила с предыдущего раза). Аэропорт Килиманджаро оказался маленьким разбитым зданием. Стоишь в очереди за визой – пот течет в три ручья! Ночные бабочки трепещут в моргающем свете ламп. В очереди стояли бодрые на вид американские студенты, распевавшие во все горло про то, как они скоро увидят львов, а еще красивая сомалийская девушка в платке. В самолете мы с ней сидели рядом, но она оказалась совсем неразговорчивой. Достала из обернутой платком с вензелем Ив-Сен Лоран сумки от Луи Виттона айпад в кожаном чехле, надела наушники и включила приложение «Muslim Pro».

Олли поджидал у выхода из здания аэропорта. Он сразу же заметил, что я ничуть не похожа на фото с обложки моей книги (признаться, то же самое я могу сказать и про него). Однако мои смутные воспоминания о двухлетней давности телефонном разговоре подтвердились. Дядька тараторил как попугай, болтал без умолку обо всем подряд, и, чтобы запомнить хоть что-нибудь из сказанного, мне остро нужен был диктофон.

Мы запихали сумки в зеленый «Лендровер», о котором Олли сказал, что это «не автомобиль, а инструмент». Судя по внешнему виду, так оно и было. (Позже я узнала, что Олли помыл машину специально к моему приезду.) Он сразу предупредил меня, что от аэропорта до его дома ехать пятьдесят километров, но на это потребуется час, потому что фары никуда не годятся, да еще кромешная тьма кругом. Все же ему удается пристроиться за впереди идущей машиной. Периодически Олли включает карманный фонарик, проверяя датчик температуры двигателя, который, по его словам, может перегреться. В открытые окна льется густой аромат ночной Африки. В полной, хоть глаз выколи, темноте мы проезжаем мимо разбитых деревушек и уличных базаров. Уличных фонарей нет и в помине, а еще недавно болтавшийся на небе полумесяц куда-то скрылся.

Наконец мы подъезжаем к какой-то развилке («Оно или не оно», – бормочет Олли, пытаясь понять, где мы находимся) и сворачиваем на совершенно разбитую дорогу, выглядящую как две колеи от телеги. По такой ни на каком другом автомобиле не проехать в принципе, машина Олли справляется с трудом. В пригороде Аруши все выглядит очень бедным. К счастью, Олли заранее выслал мне фотографию своего дома, потому как пейзажи вокруг становятся и вовсе удручающими. В темноте прорисовываются очертания жутких глинобитных хижин и построек из кровельного железа. После костотрясной дороги мы вдруг оказываемся перед окруженным стеной и электрическим забором домом. Жена Олли Флотея и их двухлетняя дочь Мишель встречают нас во дворе коттеджа в стиле «бунгало».

Вот значит где я теперь – в танзанийской деревне. Моя африканская мечта а-ля «Карен Бликсен» о бескрайних саваннах и природных парках лежит пока что где-то в неопределенной дали, но поглядеть, как живется простым людям, мне тоже хочется. Мне известно, что Танзания – бедная страна, беднее даже, чем Кения. В колониальный период она называлась Танганьикой и являлась сначала частью Германской восточной Африки, а потом отошла к Британской империи. Страна обрела независимость в 1961 году и вплоть до недавнего времени исповедовала коммунистическую идеологию. Здесь более ста двадцати племен и почти тридцать процентов населения живет за чертой бедности.