Женщины на русском престоле и вокруг него - [8]

Судя по всему, участие в государственных делах очень быстро стало главным для наследницы византийских императоров. Она оставила родину, когда ей было десять лет, и всю свою последующую жизнь прекрасно помнила величие и блеск Константинополя, имея его как образец для подражания. Она была плотью от плоти византийской политики с ее склонностью к интригам, а также, вероятно, читала «Князя» Макиавелли, в достатке обладая «крокодильим коварством» — качеством, которым, по мнению знаменитого итальянца, должен обладать монарх. Идея о применении в борьбе с политическими противниками лицемерия и вероломства нашла у византийской царевны (этот титул Софья ценила более, чем титул великой княгини) полное понимание. Так она и действовала, используя свой ум и хитрость как для государственной, так и для личной пользы.

Незаурядная личность великой княгини московской привлекала внимание многих современников, в числе которых был и англичанин Джон Мильтон — автор сочинения «Потерянный и возвращенный рай». Говоря о Софье, он, в частности, отмечал, что гордая женщина часто жаловалась на то, что вступила в брак с «татарским слугой», и активно боролась за изменение этого положения вещей. Нужно отметить, что для этого были условия: в Орде в это время царили хаос и распад, Россия же, напротив, шаг за шагом преодолевала раздробленность, превращаясь в сильное государство. Но память о страшных, опустошительных набегах монголо-татарских войск была еще сильна, и Иван III пока не решался бросить вызов. Софья, политический ум которой он очень ценил и к мнению которой прислушивался, советовала действовать осторожно. Сперва она убедила мужа «сказываться больным» и не ходить из Москвы пешком на унизительный обряд поклонения послам хана. Потом самолично произвела хитроумную операцию по их изгнанию из Кремля, уничтожив ордынское подворье, находившееся в его пределах и ежедневно напоминавшее всем о зависимости Москвы. Использовала Софья и «женскую солидарность», когда вскоре после этого написала письмо жене хана Ахмата, в котором сообщала о небесном видении, посетившем ее и велевшем построить на месте подворья православный храм. Просьбу, выраженную весьма льстиво, княгиня подкрепила богатейшими дарами, и практичная ханша, имевшая, вероятно, не меньшее влияние на мужа, не устояла и посодействовала. А за удалением ордынских надзирателей из Кремля последовал уже по-настоящему решительный шаг: когда посольство хана Ахмата явилось за данью, Иван III, вместо того чтобы поцеловать по унизительному обычаю ханский портрет, бросил его на землю и растоптал, велев передать хану, что то же будет и с ним самим, если он явится на русскую землю.

Однако когда в 1480 г. возмущенный хан Ахмат действительно явился, чтобы наказать великого князя московского, Софья проявила малодушие, которое ей не простят никогда. «Римлянка» бежала из Москвы на север, в Белоозерск, вместе с казной. В Византии этот шаг с большой долей вероятности расценили бы как разумную осторожность василисы (жены государя), спасающей свою драгоценную (во всех смыслах) особу. Но в России, часто подвергавшейся нападениям, княгини не покидали осажденных городов и в отсутствие мужей и сыновей сами организовывали их оборону. Многие в Москве еще помнили тезку царевны, бабку Ивана III Софью Витовтовну, в восьмидесятилетием возрасте решительно руководившую обороной столицы от татарского нашествия; помнили и отказ матери великого князя инокини Марьи покинуть город. Бегство же Софьи, «за которой никто не гнался» (как не без ехидства написали в летописи), возмущенные москвичи сочли однозначным предательством. Да и нападение татар на Москву на этот раз не состоялось: татарские и русские войска долго стояли друг против друга на берегах реки Угры, пока хан Ахмат вдруг не обратился в бегство и поспешил обратно в Орду, где союзники Ивана III разгромили столицу Сарай.

Так пало трехсотлетнее ордынское иго, и Софья могла более не стыдиться титула великой княгини московской. Впечатляли и другие успехи ее мужа, справедливо считающегося одной из ключевых фигур российской истории. В правление Ивана III Русь во главе с Москвой, наконец, преодолела феодальную раздробленность и превратилась в единую, сильную державу. Территория московского княжества в этот период увеличилась более чем в шесть раз: под власть Москвы попали почти все суверенные ранее удельные княжества и мощнейшая Новгородская республика с ее огромными землями и неисчислимыми богатствами. Именно Иван III первым стал использовать титул «Государь всея Руси». При нем в 1497 г. был создан первый Судебник — общегосударственный свод законов, и стали формироваться единые органы управления страной — Приказы. При нем в только что отстроенной Грановитой палате принимали послов уже не из соседних русских княжеств, а от римского папы, германского императора и польского короля. При нем византийский двуглавый орел, «привезенный» Софьей в качестве символического приданого, стал гербом нашего государства. Наконец, при нем в отношении нашей страны стали использовать слово «Россия».