Женщины на российском престоле - [37]

В первый день самодержавного правления Анны москвичи были поражены невиданным природным явлением – кроваво-красным северным сиянием необычайной яркости. «Огненные столпы», как писала газета, сходились в зените, образуя сияющий шар. Многие расценили это как плохое предзнаменование для будущего царствования.

Место красит человека?

Так неожиданно для себя самой Анна Иоанновна стала всероссийской императрицей. Пока шла борьба за власть между сторонниками и противниками ограничения императорской власти, никто не думал об Анне как о личности: дело было не в ней. Каждая группировка боролась за торжество своих политических идеалов, за дорогой им принцип государственного устройства. И когда борьба закончилась, и самодержавие было восстановлено, все с удивлением воззрились на трон – кто же теперь будет нами повелевать? Кто она, эта женщина у власти?

Конечно, те, кто бывал при царском дворе, и раньше знали Анну и ее сестер, но относились к ним без особого почтения. Княжна Прасковья Юсупова говаривала в своем кругу, что раньше, при государе Петре Великом, Анну и «других царевен царевнами не называли, а называли только Ивановнами». Де Лириа, человек, близкий ко двору Петра II, в своих донесениях о событиях зимы 1730 года поначалу путал новую императрицу с ее сестрой Прасковьей – столь ничтожна была роль Анны при дворе.

Императрица Анна Иоанновна

И вот Иоанновна, к удивлению придворной камарильи, стала не просто императрицей, а самодержицей.

Ни один придворный льстец, как бы подобострастен и лжив он ни был, не решился назвать Анну Иоанновну красавицей. Это было бы уж слишком. С парадных портретов на нас угрюмо смотрит высокая, грузная женщина. Короткая шея, ниспадающие на нее локоны жестких смоляных волос, длинный нос, недобрый взгляд черных глаз… Ох, не красавица!

Эмоциональная графиня Шереметева – тогда невеста опального князя Ивана Долгорукого – была в ужасе, увидав из окна шествовавшую мимо императрицу: «Престрашного была взору, отвратное лицо имела, так была велика, когда между кавалеров идет – всех головою выше, и чрезвычайно толста». Более взвешенно судил об Анне граф Эрнст Миних – сын знаменитого фельдмаршала: «Станом была она велика и взрачна. Недостаток в красоте награждаем был благородным и величественным лицерасположением (надо понимать – физиономией. – Е. А.). Она имела большие карие и острые глаза, нос немного продолговатый, приятные уста и хорошие зубы. Волосы на голове были темные, лицо рябоватое и голос сильной и проницательной. Сложением тела она была крепка и могла сносить многие удручения». Еще бы, скажем мы, редкая женщина могла бы выдержать сильную ружейную отдачу в плечо. Анна Иоанновна же стреляла каждый день, и притом много лет подряд. Оробевшая гостья царицы Настасья Шестакова, побывавшая во дворце в 1730-е годы, вспоминала: «Изволила меня к ручке пожаловать и тешилась: взяла меня за плечо так крепко, что с телом захватила, ажно больно мне стало».

Вообще в Анне проглядывала некая мужеподобность. Де Лириа писал, что у нее «лицо более мужское, нежели женское». Грубоватость облика царицы, чрезмерную полноту, отсутствие изящества, шарма отмечали и другие наблюдатели. Конечно, каждому приятно иметь дело с императрицей, в которой все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, – и нет усов, а есть музыкальный слух, шарм и разум. Но тут уж ничего не поделаешь: какую императрицу сосватал России хитроумный князь Голицын – такую и получили…

Побег в Петербург

Став императрицей, Анна Иоанновна чувствовала себя в Москве весьма неуютно. Те люди, которые посадили ее на престол, понятно, особого доверия у нее не вызывали. Дворянские прожектеры, уступившие в решающую минуту натиску гвардии, успокоились не сразу. Еще какое-то время они пытались протащить идею «Собрания разных главнейших чинов». И хотя к началу марта 1730 года стало ясно, что карта их окончательно бита, слухи и пересуды о возможном повторении событий начала года не стихали и беспокоили новую императрицу.

Принеся в столицу пальмовую ветвь мира, Анна Иоанновна, разумеется, не могла сразу же расправиться со своими утеснителями – верховниками. После роспуска Верховного тайного совета почти все его члены вошли в Сенат, при коронации Анны Иоанновны весной 1730 года получили награды. Показать свои истинные намерения она могла лишь в отношении князя Ивана Долгорукого и его отца Алексея. Семья бывшего фаворита, которую многие недолюбливали, была сослана в Березов, где незадолго перед этим умер опальный Меншиков.

Не было надежной опоры у Анны и в гвардии. Хотя гвардейцы и наорали ей самодержавие, верить этой капризной и своевольной толпе новых стрельцов она не могла. Как-то раз Анна Иоанновна случайно подслушала разговор гвардейцев, возвращавшихся после тушения небольшого пожара во дворце. Солдаты сожалели, что в суете им «тот, который надобен, не попался, а то бы его уходили». Речь шла о недавно приехавшем из Курляндии Бироне. Он сразу же занял первое место у трона, что гвардейцам – этим «санитарам» русского двора – не понравилось.

В августе 1730 года Анна Иоанновна стала, как уже сказано выше, поспешно создавать, к вящему неудовольствию гвардии, новый гвардейский полк – Измайловский. Им командовали преимущественно иностранцы во главе с Карлом Густавом Левенвольде и братом Бирона – Густавом. Солдат же набирали не из дворян, как было принято со времен Петра Великого, а из однодворцев юга – людей, далеких от столичных политических игрищ. Анна, вероятно, рассчитывала на верность этих людей в будущие острые моменты своего царствования.