Женщины Кузнецкстроя - [24]
После реабилитации я полтора часа разговаривала с полковником КГБ. На мой вопрос «Ну, он жив?» — он ответил: «Вы же поняли из нашего разговора, что его нет.» И я зарыдала. Я никогда столько не плакала. Я до 1953 года жила надеждой, что он жив.
Я благодарна всем людям, встретившимся мне на моем трудном жизненном пути, за помощь, сочувствие, верность в дружбе. (10)
Москва. Ноябрь 1993 г.
Швея 7 разряда. Работала на швейной фабрике «Березка»
Родители мои в Алтайском крае после столыпинских реформ как законопослушные граждане жили. Мой папонька Тимофей Никитович Литуев грамотный был человек. Закончил 4 класса уездного училища. Музыкант от природы, играл на 4 инструментах: флейте, гобое, саксофоне и трубе. Участник четырех войн: русско-японской, крымской, русско-турецкой, первой мировой (1914 г.). Папа мой веру-то берег крепко, когда в Новокузнецк переехали, то он все искал избушку под церкву. Мама его ждет, ждет, а он все ищет. И нашел. Людочку мою, дочку, крестили. (Я помню примерно, где. Там сейчас около церкви, на Транспортной, стоит ларек "Пряники".) Пока Людочку крестили, я сидела на кочках около этого домика. Пеленочки разбросила на кочках, посушила.
А мамин папонька Киприян Федорович Вяткин скотом торговал. Летом у него былоЗОО колод пчел. Лог был ему отведен. На березах были прибиты колоды. Все ходили с покосов к Киприяну Федоровичу мед "ись"(есть). Вволю всем давал. Все старались в киприяновском логу косить. Никто его не обижал. Ягоду его (клубнику) никто не брал: это пусть Ки-приянычу. Идем по логу, а он: "А ну-ка, расходитесь, это я иду с гостями. Ну-ка, вон отсюдова," — это он змей так разгонял.— "Не бойтесь, садитесь, садитесь". Бывало, он нам соты медовые режет, мы едим, соседи придут с чашками: у кого ребенок болеет, кто сам: "Дай, Киприяныч, меду". А он: "Сейчас, сейчас, руки только помою". Ни с кого из деревенских денег не брал, никому не отказывал. А сам деньги зарабатывал так: в Барнаул зимой отвезет свой мед, и там продаст. Хлебопашеством не занимался. Скотом еще занимался. Зимой набирает по деревням и живьем гонит в Барнаул. Когда его хоронили, все молились, и бабушка Арина все перекладывала лестовку. Люди так ручейком мимо гроба и текли.
Рассказ дочери. Людмилы Васильевны:
А какая бабушка была — Евдокия Киприяновна. Она знала много наговоров — как сейчас говорят, нетрадиционное лечение, — могла останавливать кровь, знала разные травы. Заговаривала зубные боли. Бывало подзовет меня, когда старенькая уже стала: "Давай, Людонька, доченька, я тебя поучу". А я ж бестолковая была: "Баба, потом!" Так ничего от нее и не переняла.
Еще была бабушка Елена Киприяновна, моя родная бабушка. Все хозяйство держалось на ней: 6-7 лошадей, 4 коровы, 14-15 овец и баранов. Поскольку было общинное хозяйство, помимо детей рядом были свекор, отец, деверя. Работали все вместе. Но затем этот уклад жизни нарушился.
Бабушка Елена умерла в возрасте 89 лег. Она была воплощением стати и красоты славянского типа. Я ее помню 70-летней: высокая, несгорбленная, с хорошими, ясными голубыми глазами. Носила очки, когда ходила по улице. Дедушка и бабушка были очень религиозными людьми.
Рассказ Таисии Тимофеевны:
А я когда родилась, в 1912 г., дедушка Никита (свекор мамин) купил нам домик. Мельницу они сами построили. Мельницу так и называли: мельница Вяткиных и Литуевых. Неделю молол один, неделю —другой. Крестьяне мелют муку и подпевают: " Литуева мельница без воды не мелется, а без Мишиной гармони на улице дремлется".
У нас все предки богомольные были. У меня папа был первый зачинщик церкви в Новокузнецке. Он и старец Никодим — основатели Михайло-Архангельского храма. В пост ели только капусту, редьку с квасом, горох, гремушку. Рыбу ели только в первое воскресенье поста да в Благовещенье. А перед Пасхой целый день ничего не ели. Только, может, картошку мама испечет. Вечер наступает — ко всенощной пошли. Папонька нас учил всегда: "Меньше говорите, больше слушайте живого человека. А когда говорите, то ясно, слово со словом не сливайте. Тихо говорите, криком не докажешь никому ничего. "На Пасху, на Великий Четверг, стояли в церкви со свечкой. И с этой свечкой надо домой идти. И все двери и окна этой свечкой перекрестить. И избавитесь от всяких бед и всякого несчастья. И надо приговаривать: "Избави нас, Господи, от всякого злого человека и всякой беды". И мама так, со свежим огоньком церковным, все двери и окна обойдет. В Пасху рано-рано утром поднимали нас, до восхода, и говорили: "Следите за солнышком. Оно особое сегодня. На одном месте не стоит, а как будто пляшет. И круги играют вокруг него, сияние исходит от него."
Жили мы очень хорошо. Двор был полон скотины: 4 коня, коров дойных 2, овец несчитано, телят несколько, гусей, кур. Земли 10 десятин, по душам тогда давали. Сеяли пшеницу, гречу, просо, горох, лен. коноплю (для веревок), подсолнухи. С 12 лет я уже работала с братьями в поле. У меня своя лошадка была — Буланушка. Наш дом-пятистенок стоял в большом саду. К тому времени семья наша была — родители да 6 сыновей, да 2 дочери. Вечерами сидим, каждый что-то делает: прядем, кто-то узду починяет, шлею ремонтирует. Много ткали, пряли вечерами — все же тканое носили. Дядя Филипп тоже сидит вечерами с нами, сбрую подшивает, топорик точит: "Давайте, девчонки, молитвы петь." Мы поем "Символ веры", "Царю небесный" или "Заступницу усердную". У нас в доме не ругались. Правда, дядя, когда рассердится на что-нибудь, кричит: "Ух ты, разъехид твою в пупырь, лошадка не идет!"
