Женщины Древней Руси - [21]
Колоритной фигурой Великого Новгорода в последний период его самостоятельности была знатная новгородская боярыня Марфа Борецкая. Эта «злохитрева жена», как называет ее летописец, происходила из рода бояр Лошинских. Вторым мужем Марфы был посадник Исак Андреевич Борецкий, принадлежавший к известной в Новгороде семье, которая имела в XV в. обширные «боярщины», а на арене политической борьбы и ранее проявляла себя как враг великого княжества Московского[129].
Похоронив обоих мужей, Марфа Борецкая осталась самостоятельной хозяйкой со значительными земельными угодьями, которые в дальнейшем увеличила за счет собственных «прикупов» и земель, колонизированных с ее ведома или по ее распоряжению представителями вотчинной администрации. К 70-м годам XV в. по размерам своих владений Марфа являлась единственной в своем роде вотчинницей, не сравнимой с другими новгородскими боярами (Есиповыми, Овиновыми и др.). Считают, что по величине собственности Марфа к концу XV в. была третьей после новгородского владыки и монастырей. В описи ее владений можно увидеть пушнину в тысячах шкурок, и полотно в сотнях локтей, и хлеб в сотнях коробей, и мясо в сотнях туш, масло, кур, лебедей и многое другое, а главное — деньги: в вотчине Борецкой денежный оброк составлял 51 % владельческого дохода. Собственный дом Марфы в Новгороде на улице Великой (Неревский конец города) представлял собой каменные палаты в два этажа, что выделяло его среди других боярских домов[130].
Благодаря огромным богатствам Марфа Борецкая обрела значительный политический вес. В памяти народной долго сохранялся ее образ — властной правительницы, карающей самодержицы. Легенда рассказывает, что, узнав о гибели сыновей от первого брака в Заонежье, Марфа приказала сжечь там ряд деревень[131]. В летописях Борецкая предстает непримиримой стяжательницей с мертвой хваткой. В середине XV в., когда Соловецкий монастырь начал борьбу с новгородским боярством за обладание Обонежьем, с ходатайством перед посадниками о передаче островов во владение Соловецкому монастырю выступил соловецкий игумен Зосима. Но он был выгнан «единой от славнейших и первых града сего» — посадницей Марфой со словами: «Отчизну нашу отъемлет от нас!» Марфа безжалостно уничтожала своих противников. «Житие Варлаама Важского» рассказывает, что будто бы некий Василий Своеземцев, спасаясь от интриг посадницы, вынужден был бежать со своим семейством из Новгорода в имение на Ваге, а боярин Мирославский поплатился за тяжбу с Марфой заключением в подземелье[132].
Во второй половине 60-х годов XV в. деятельная вотчинница возглавила боярскую группировку, открыто выступившую против московской объединительной политики. В 1471 г. вместе с несколькими влиятельными новгородцами, в числе которых были боярыни Анастасия, вдова Ивана Григорьева, и Евфимия, вдова посадника Есипа Андреевича Горшкова, Марфа Борецкая выдвинула «своего» кандидата для посвящения в сан архиепископа — некоего Пимена. Будучи приближенным к прежнему архиепископу Ионе, он имел доступ к Софийской казне и передал Борецким немало средств на поддержку их «партии». Однако архиепископом был провозглашен Феофил, для которого, как мы помним, вышеупомянутая великая княгиня Марья Ярославна выхлопотала «опасные» грамоты. Вернувшийся из Москвы новгородский посол сообщил, что великий князь московский в своей речи назвал Новгород «своею отчиною». Марфа использовала это известие как повод к решительным действиям. Ее дом стал местом бурных политических собраний, а сама она — их вдохновительницей. «Многие люди на сонмище к ней приходили и много послушали прелестных и богоотметных ее слов, не зная о том, что было им на пагубу», — отмечал позднее летописец, сокрушаясь, что «многие из народа» смутились «соблазном» слов посадницы[133].
В планы новгородской аристократии входили создание в Новгороде православного наместничества, зависимого от Литовского государства, а также брак будущего наместника из числа литовских панов с самой богатой новгородской собственницей — Марфой Борецкой, которая «хотячи пойти замужь за литовского же пана за королева, да… мыслячи привести его к себе в Великий Новград, да с ним хотячи владети от короля всею Новгородскою землею». В 1471 г. Марфа вместе с сыновьями выступила на вече против подчинения Новгорода Ивану III: «Тою отчаянною мыслью нача прельщати весь народ православия, Великий Новгород». С. М. Соловьев, давая оценку действиям Марфы, писал, что она «вынудила» согласие веча на отложение от Москвы: «Наемники Борецкой являлись на площади и вопили о притеснениях Москвы, о золотой воле под покровительством Казимира литовского, камнями заставляли молчать московских приверженцев…» Осуждая Марфу и противопоставляя ее Ивану III, «окруженному всем величием правды», известный историк шел вслед за составителем московского летописного свода, называвшего Марфу Иезавелью, бесноватой Иродиадой, царицей Евдоксией, Далидой[134] и подкреплявшего эти свои филиппики изречениями о «злых женах»[135]. Однако Марфа применяла в политической борьбе те же средства, что и ее современники.
