Женщина за стеной - [5]

Старой болью нового оттенка…

Господи, мальчишки из Чечни

Заселяют госпиталь Бурденко.

Господа офицеры

Не офицерские балы

С московской барышней фасонной,

А та любовь из-под полы

Официантки гарнизонной.

Не выходной зеркальный хром

(В кармане желтая бархотка!),

А полевой аэродром,

Где полушубок как находка.

Не «вольво» около крыльца,

Не дача зимняя с камином,

А общежитья до конца

Или приказ: идти по минам.

Не золотой большой погон,

Что носят юношей кумиры,

А горечь службы — и вдогон

Опять ни денег, ни квартиры.

«Поколенья, как волны прибоя…»

Поколенья, как волны прибоя,

Бьются в берег и сходят на нет,

И наивно считать, что любое

На земле оставляет свой след.

Последние известия

Картинка новых уже времён:

Мельканье пригородного леса

И возвращающийся ОМОН

Из Грозного или из Гудермеса.

Сквозь ожидание без конца

Перрон, где чувства никто не прячет,

И в кадре женские два лица —

Одно смеется, другое плачет.

Шефы в госпитале

Халаты на многих в обтяжку,

На ком-то и вовсе внаброс.

Отставим овсяную кашку —

Здесь будет важнее вопрос.

Своей же заботой согреты,

Высокие шефы опять

Внесли шоколад, сигареты,

Кассеты — попробуй не взять!

Но есть ещё странная плоскость,

Где все они отражены:

Какая-то, право, неловкость

И с той, и с другой стороны.

И грустные мальчики эти,

Лежащие в ряд и не в ряд,

При каждом вручённом предмете

Задумчиво благодарят.

Однополчане

Пока брели тропинкой узкою,

Прикладывались — и не раз.

Черника нам была закускою —

Вот пальцы синие у нас,

А также губы… Над полянами

Дрожало солнце в вышине.

Нет, мы не выглядели пьяными

Мы вспоминали о войне.

Потом, умученные вдребезги, —

Приняв, по правде, не одну, —

Валялись мы в лиловом вереске

И — забывали про войну.

«Остаётся полчаса…»

Остаётся полчаса.

Для судьбы не так уж мало.

Рёв турбины. Полоса.

Роща в залежах тумана.

Выработали ресурс.

Предназначены к списанью.

Но опять легли на курс

В раннем небе над Рязанью.

Весы

Мягкий день. Река. Обитель.

И, обрушив дробный гул,

Треугольный истребитель

Мимолётно промелькнул.

Фантастическое лето.

И как будто на весах —

Колокольный звон и эта

Погремушка в небесах.

«Ввязаться — дальше будь, что будет!..»

Ввязаться — дальше будь, что будет!

Втянуться в ближние бои,

И нас отчизна не забудет,

Коль сложим головы свои.

Забудет — тоже, брат, не ново.

Ведь обещания — враньё.

Тем более, что мы иного

Не слишком ждали от неё.

3. СТОН

Перебои

Перебои с мукою, с крупою,

С хлебной нормою, самой скупою.

Перебои с любою едою.

Перебои со светом, с водою.

А потом что случилось с тобою?

В бедном сердце твоём перебои.

В слабом пульсе твоём перебивы,

Эти пропуски и перерывы.

Нарушение чёткого такта —

Констатация грустного факта.

«Так в августе ночью бывает всегда!..»

Так в августе ночью бывает всегда! —

Пока над громадностью ели,

Сорвавшись, внезапно сгорела звезда,

Своё загадать не успели.

Вот так, вероятно, и жизнь промелькнёт

Среди золотого угара,

Истает, как крохотный тот самолёт,

Пропавший с экрана радара.

Больница

Под сенью Господа и Красного Креста

Находятся те близкие места,

Где происходит в стонах и в тиши

Починка тела и ремонт души.

Реанимация

Вновь сестричка над старичком

Наклонилась взять кровь из вены:

— Поработаем кулачком!

(Эти речи проникновенны.)

Только что он томился в снах,

А уже прошептал: — Спасибо…

(Сине-жёлтый сплошной синяк

Посреди локтевого сгиба.)

Чей-то голос и чей-то стон,

И ещё разговор за ширмой.

И провал в тот же самый сон

За словами: «Инфаркт обширный…»

«С бойкостью на лицах…»

С бойкостью на лицах,

Средь палатной суеты,

К старикам в больницах

 Обращаются на «ты».

Не одни сестрички —

Часто высший персонал:

Общие привычки

Каждый быстро перенял.

Это обращенье

И его небрежный тон —

Жизни опрощенье,

Прочно принятый закон.

Так зашедший в роту

Старослужащий солдат

Не понизит голос ни на йоту,

Если рядом спят.

Игрушка

Кончилась наша пирушка

Много быстрей, чем за год,

Просто сломалась игрушка,

Перекрутили завод.

Сделалось небо с овчинку,

А ведь казалось — герой!

Всё-таки взяли в починку,

Раз, а потом и второй.

Всякие знаем примеры

На протяжении лет,

Но уже нет в неё веры,

Прежней беспечности нет.

Стон

Я проснулся от чьего-то стона

Ночью, при отсутствии луны.

За окном просвечивала сонно

Полоса туманной пелены.

Билось горячо и потрясённо

Сердце, не привычное к слезам.

Я проснулся от чьего-то стона…

Боже мой, да это же я сам!

Кризис

Услыхал голоса,

Что для полночи громки.

Как в Заречье леса,

Жизнь пылала по кромке.

И я понял, давно

Ожидая подвоха,

Что, как в подлом кино,

Не поспеет подмога.

Что за ближним углом

Смерть дежурит, окрысясь..

Тут настал перелом,

Избавительный кризис.

Отделение интенсивной терапии

И. П. Караваевой

Интенсивная терапия,

Применённая бурно ко мне,

Результаты дала неплохие —

Я остался доволен вполне.

Долгих капельниц нудное бремя,

Процедур бесконечный разгул,

Кровь из вены в рассветное время,

Когда, может быть, только заснул.

Были, к счастью, сомнения редки.

Я валялся, небрит, некрасив.

Мне бессчётно совали таблетки,

Я глотал их, — что в них, не спросив.

Так! Но вместо рыданий у морга,

Что доносятся без выходных,

Выраженье любви и восторга

На измученных лицах родных.

«Испугался сердечного приступа…»

Испугался сердечного приступа,

Разбудившего ночью опять,

Как боятся судебного пристава,

Что способен и жизнь описать.