Женщина за стеной - [2]

Дети, кухня… Ночами — в постели,

А с утра у него в мастерской.

Но потом — не деталью в пейзаже,

А добавкой к иным новостям —

На грядущем его вернисаже

Обнажённая выйдет к гостям.

В метро

Человек заглядывает в книгу

Женщины, читающей в метро,

И, поддавшись выпавшему мигу,

Видит чьей-то комнаты нутро,

Погружаясь в некую интригу

И к тому же в самое ядро.

Он смущён, но он уже увлёкся.

Он попал в волшебные сады,

Ощущая слабый запах флокса,

А, возможно, также резеды,

От своей реальности отрёкся,

Не предвидя всяческой беды.

Мысли беспорядочно-неловки:

Потянуть ему за эту нить,

Позабыв о должной подстраховке,

Проявить и выдумку и прыть,

Или на ближайшей остановке

Опрометью тут же выходить?

Причуда

Решительных женщин причуда —

Как в пруд погрузиться до дна,

Немедля раздеться, покуда

Находится в доме одна.

В наплывах прозрачного света

Скользит по квартире своей,

Уловлена створкой буфета

И зеркалом возле дверей.

Но вдруг, отмечаемый кожей

Растерянно вспыхнувших щёк,

До кухни из близкой прихожей

Доносится внятный щелчок.

Застыла, забыв о посуде,

Прикрыла, стыдом залита,

Одною рукой — обе груди,

Другою — мысок живота.

Прощание

— Возвращайся, милый.

Лучше — поскорей.

Хочешь, стань унылый,

Даже постарей.

— Не рыдай, не висни!

Стыдно — смотрит всяк.

Если хватит жизни,

Я вернусь и так.

«Былое чувство долга и печали…»

Былое чувство долга и печали,

На столько лет по-прежнему одно,

Незыблемо, как если бы в начале.

И стало одиночеством оно.

Однако это всё-таки не к долгу

Относится, а просто ты опять

Своей судьбы оставшуюся дольку

Ни с чьей не пожелал соединять.

«Журавли летят, трубя…»

Журавли летят, трубя,

На зов природы.

Как я прожил без тебя

Все эти годы?

Вновь зима пришла, слепя,

Мир стужей полня.

Как я прожил без тебя? —

Почти не помню.

«Шли когда-то парочкой…»

Шли когда-то парочкой,

Смеялись на ходу.

А сегодня с палочкой

По берегу иду.

Над озёрной рамою

Кружит кленовый лист.

Я иду, прихрамываю,

А день осенний мглист.

Рухнувшее зодчество

Разрушенных аллей…

Снова одиночество

Заметней и острей.

«Десяток немыслимых лет…»

Десяток немыслимых лет

Прошёл с того страшного года.

На что мне плацкартный билет —

Моя ветеранская льгота?

Не ведал, что вдруг окажусь

В настолько заброшенной зоне.

Не думал, что так задержусь

На этом пустынном перроне.

«Были пророчества…»

Были пророчества

Добрые в дому.

Нынче ворочаться

Ночью одному.

Шли с тобой рядышком

Тропкою своей.

Ты была ядрышком

Нашей жизни всей.

Ожидание

Дверная пружина

Сжималась, насколько могла.

Снаружи пуржила

Глубокая снежная мгла.

В достаточной мере

Собой занимаясь, метель

Барачные двери

Сорвать собиралась с петель.

Подобье аврала.

Затменье средь белого дня…

Но ты уверяла,

Что видишь в окошко меня.

Марусенька

Вечером летним, после дороги,

Мыла Марусенька белые ноги.

После заката, в тёплой запруде,

Мыла Марусенька белые груди.

По сторонам озираясь несмело,

Мыла Марусенька всё, что имела.

Не отличаясь скромностью высшей,

Месяц сиял над соломенной крышей.

Свадьба. 1954

Не шумел барак.

В окнах гасла зорька.

Лишь один дурак

Добивался: — Горько!

Человека два —

Кто знаком с невестой,

Да и то едва.

И жених — не местный.

Видно, впрямь одни

На просторном свете.

Никакой родни —

Только гости эти

Засчитали как

Первую попытку.

Им законный брак

На живую нитку.

Разрыв

М.Л.

Никак не ждал такого

И не был начеку —

Жена ушла рисково

К его ученику.

И вот в дыму разрыва

Он посмотрел вокруг:

Струился день тоскливо,

Валилось всё из рук.

Зато густела свита

Приятелей теперь,

И женщины открыто

Входили в эту дверь.

Привыкнуть к новой доле

Не смог он и потом

И говорил о доме:

— Незащищённый дом.

Одиночество

Приютила, сказала: живи!..

Толковала порой о любви.

Длинной ночью бывала близка,

Но в глазах его тлела тоска.

Чем и сколько его ни корми,

Он когда-нибудь хлопнет дверьми.

Изделие из Гжели

Изделие из Гжели —

В постели муж с женой,

А из гардинной щели

Синеет свет ночной.

И лампочка мерцает

На их семейный быт.

А муж в очках, читает.

Но и жена не спит.

Усталость друг от друга,

От сдвоенной судьбы

Сильнее, чем от плуга,

А также от косьбы.

Как эти ночи длинны!..

А бело-синий шик

Из подмосковной глины

Игрушка для больших.

«Та, которая любила…»

Та, которая любила,

Размечталась — в прежний след

Вновь вступить… Не тут-то было

Через двадцать с лишним лет.

И невольно расхотела,

Отказалась не спеша:

Всё другое — мысли, тело

И особенно душа.

«Он веровал в Бога, он женщин любил…»

Он веровал в Бога, он женщин любил,

Не зная запрета.

Немало накопленных жизненных сил

Он вкладывал в это.

Со щедростью тратил душевный запал

Как будто с получки.

Но руки священникам не целовал

И женщинам ручки.

Ласки

Она его поцеловала,

В задумчивости обняла

И, как не раз уже бывало,

Легко вкруг пальца обвела.

Но отсвет глаз не слишком добрых

Мерцал во мраке, как Дамаск,

И зябко было от подобных

Немотивированных ласк.

Помада

За окном листва с дерев

Уступает листопаду.

Смотрит женщина, стерев

С губ пунцовую помаду.

Хочет вас поцеловать

И проделывает это.

Задохнется — и опять,

Не почувствовав запрета.

Отпускает вас сама,

Всё же чуточку жалея —

Без багрового клейма

На щеке или на шее.

Сцены

— Ты слышишь? Я не виновата! —

И утверждению вослед,

Как если б то была граната,

Метнула чашку на паркет.

Потом, под сводами вокзала,

У металлических перил,

«Ты не кричи», — она сказала,