Женщина в черном - [5]

— Что касается «крючка», — спокойно ответил Никита, — то будем считать, что я не слышал этой глупости. А о том, над чем работает сейчас академик, я, конечно, Ингу расспрошу. Если не завтра, то в самое ближайшее время.

4

Но назавтра Инга снова не появилась в библиотеке. Не пришла туда и на другой день. И к концу без конца тянувшегося дня, мучимый тревогой и сомнениями, Никита решил снова пойти к знакомой даче на окраине академгородка. Нет, он не надеялся на встречу с Ингой. Это было бы слишком большим счастьем. Просто он не мог оставаться больше в бездействии.

Однако калитка гридинского особняка, как и ожидал Никита, оказалась плотно замкнутой, и из-за высокого забора не доносилось ни звука. Постояв на пустынной улице несколько минут и решительно не зная, что делать дальше, он двинулся было обратно к университету, но тяжелая калитка вдруг скрипнула и раскрылась.

«Неужели она?» — все в Никите так и встрепенулось в радостном предчувствии. Он сейчас же бросился назад. Но в проеме забора показалась массивная фигура мужчины неопределенных лет и более чем неопределенной наружности: дряблое, морщинистое лицо его поросло редкой седой щетиной, крупный приплюснутый нос, лоснящийся от пота, являл собой всю гамму фиолетово-красных тонов, маленькие бегающие глаза, казалось, притаились под лохматыми насупленными бровями. Одет он был, несмотря на жаркий день, в грубый шерстяной свитер, поверх которого болтался явно снятый с чужого плеча поношенный пиджак, на ногах незнакомца были стоптанные кирзовые сапоги, на голове — старомодная кожаная кепочка блином с пуговкой. Мужчина был заметно навеселе, но, увидев Никиту, сразу нахмурился и смерил его откровенно враждебным взглядом.

Никита поспешно уступил дорогу. Трудно было предположить, что подвыпивший оборванец имел какое-то отношение к семье Гридиных, но все говорило о том, что он здесь не новичок, и потому Никита счел за лучшее сделать вид, что шел вовсе не к дому академика, а держал путь мимо, чтобы выйти на тропинку, идущую вдоль забора, окаймляющего дачный поселок, к лесу, тем более что, пройдя несколько шагов, незнакомец остановился и, обернувшись к Никите, решил, кажется, не спускать с него глаз.

Пришлось волей-неволей пойти вдоль забора. Впрочем, не все ли равно, куда идти? Тропинка оказалась торной и, обогнув дачный участок, вышла к лесной просеке. Здесь, на границе с лесом, гридинские угодья были огорожены лишь невысоким штакетником, что позволяло рассмотреть их во всех деталях.

Большая часть участка оказалась занятой фруктовым садом, хотя между яблонями, грушами и вишней можно было заметить несколько роскошных лиственниц, а непосредственно перед домом, затеняя окна нижнего этажа, буйно разрослись кусты сирени и жасмина. Окна верхнего этажа и с этой стороны были наглухо закрыты плотными шторами. Однако створки небольшой застекленной беседки, что стояла в окружении плакучих ив в каких-нибудь пятидесяти метрах от изгороди, были раскрыты настежь, и в ней определенно чувствовалось какое-то движение. Никите показалось даже, что там кто-то напевает вполголоса.

Он подошел вплотную к ограде и прислушался. Да, из беседки несомненно доносился поющий девичий голос. И голос этот мог принадлежать только Инге. Но как дать ей знать, что он, Никита, стоит здесь, возле забора.

И вдруг:

— Инга! Инга, где ты? Иди сюда! — раздраженный женский голос там, за стеной сирени, звучал непререкаемым приказом и болью отозвался в душе Никиты. Можно было представить, как сжалось сердечко Инги от этого сердитого окрика. И в самом деле, пение в беседке сразу оборвалось, и в дверях ее показалась Инга, бледная, растерянная.

— Иду, иду! — ответила она виноватым голосом и быстро направилась вверх по тропинке, идущей к дому.

Никита невольно вздохнул: «Если бы прийти сюда хоть немного раньше». Он отошел от изгороди и присел на небольшой пень по другую сторону просеки. Больше здесь делать было нечего. И все-таки что-то удерживало его от того, чтобы окончательно уйти. В душе теплилась надежда, что он еще увидит Ингу или хотя бы услышит ее голос.

Но шла минута за минутой, а за забором гридинского сада по-прежнему стояла могильная тишина. Тогда он встал и нехотя побрел по пустынной просеке. И тут до слуха его донеслись какие-то странные, непонятные звуки. Они шли откуда-то издалека и напоминали печальный колокольный звон.

Никита остановился, обернулся в сторону звуков и вдруг увидел, что кусты сирени слегка раздвинулись, а на знакомой дорожке показалась Инга. Она медленно шла по направлению к беседке и также прислушивалась к непонятным звукам. Было видно, что они захватили ее целиком, даже лицо девушки выражало теперь ожидание чего-то необычного.

Но вот звуки смолкли. Инга словно очнулась и снова скрылась в беседке, дверь которой по-прежнему оставалась открытой. Теперь Никита просто не мог уйти, не попытавшись поговорить с ней. Он подошел к забору и тихо позвал:

— Инга!

В ответ в беседке раздался стук, похоже, упала на пол большая книга, и Инга, удивленная, недоумевающая, выскользнула обратно в сад. Никита снова подал голос. Но она уже увидела его, приветливо махнула рукой и подбежала к ограде: