Женщина в черном - [4]

— Создает искусственных людей?! — воскликнул Никита, перебивая Олега. — А впрочем… Я вспоминаю теперь, что сам слышал о нем нечто подобное. Но ведь это…

— Я говорю, чепуха бесподобнейшая! И все-таки… Кто знает, что он, в самом деле, маракует там, в своем закрытом ото всех особняке? Кстати, видел бы ты этот особняк! Крепость, а не коттедж!

— Да, пожалуй… — неопределенно протянул Никита.

— Вот я и говорю, — все больше воодушевлялся Олег, — там можно не то что суперменов, ихтиозавров выводить! Была бы злая воля. Недаром американцы восстали против такого рода экспериментов. И я, честно говоря, не понимаю позиции Академии наук. Меня просто поражает такое попустительство филиала по отношению к Гридину. Президиум должен был потребовать от него письменного обязательства прекратить все исследования по изменению генотипа человека. А вместо этого: сиди в своем шикарном государственном коттедже, получай громадную академическую зарплату и делай что твоей душе угодно, вплоть до любых запретных опытов.

— Но разве каждый академик имеет на это пожизненное право?

— Если бы только на это! Но почему тебя так заинтересовал именно академик Гридин?

— Да тут такое дело… Я случайно познакомился с его внучкой Ингой.

— Случайно?

— То есть я хотел сказать, не знал, что это внучка Гридина, вернее, не знал, что это тот самый Гридин.

— А если б знал, не стал знакомиться?

— Нет, почему же! Гридин сам по себе, Инга сама по себе.

— Ну, положим, не так уж сама по себе, если живет у академика.

— Кстати, Олег, а кто были ее родители и что с ними случилось?

— Сын Гридина был талантливейшим архитектором, жена его, мать Инги, преподавала в музыкальном училище. А что случилось с ними? Страшно рассказывать! Я тогда был еще мальчишкой. Но несчастье потрясло весь город. Ехали они на своей машине. Архитектор вез жену в роддом. И у самого съезда с шоссе, — знаешь, что у водонапорной башни, — в их машину врезался тяжелогруженый самосвал. Отец Инги умер сразу. Мать ее доставили в больницу. Но через сутки скончалась и она.

— Какой ужас! А младенец?

— Что младенец?

— Ты же сказал, они ехали в роддом.

— А-а, вон ты о чем. Этого я не знаю. Ну, умер, наверное, и младенец, раз такое случилось.

— Это необязательно.

— Да, бывает, конечно, иначе. Но в городе ни о каком младенце разговора не было. Да ты спроси об этом у Инги. Она точно знает, есть у нее брат или сестричка или нет.

— Она сказала, что живет только с дедом и теткой.

— Так о чем говорить? Значит, схоронили и младенца.

— Да, видимо, так. А ты мне вот еще что скажи. Что за монахини разгуливают здесь прямо по академгородку?

— Как что за монахини? Разве ты не знаешь, что у нас тут неподалеку, как раз по дороге из академгородка, приютился женский монастырь?

— Настоящий женский монастырь? — удивился Никита. — Давно?

— Чуть не с петровских времен.

— И до сих пор действует?

— Еще как действует! Лет десять назад там, говорят, всего десятка полтора монахинь оставалось. А ныне, я слышал, их за сотню перевалило. Да и сам монастырь — стены, как в хорошей крепости, по углам — башни, в воротах решетка кованая, церкви куполами блестят!

— Ты был там, что ли?

— Внутри не был. А снаружи видел не раз. Могу и тебе показать.

— Нет, пока не стоит. Не до этого сейчас. Но разве монахиням разрешено выходить из монастыря?

— А почему бы нет?

— И они могут зайти в любой дом, скажем, в дом академика Гридина?

— Конечно, в любой. А в дом Гридина тем более. Он же сам в церковь ходит.

— Ну, после того, что произошло с его сыном и невесткой…

— Да, не каждому судьба преподносит такой «подарочек»! А может, и поделом…

— Не говори так, Олег! Страшнее несчастья не придумаешь. Можно представить, как все это пережила Инга. Да и сам академик. Ведь отец Инги, как я понял, был его единственным сыном.

— Да. Тогда все жалели старика. Но если он даже после такой трагедии не отказался прекратить свои чудовищные эксперименты, то, сам понимаешь…

— Так ты говоришь, что истинную сущность этих экспериментов не знает никто?

— Сейчас да. Но тогда всем было ясно, что он работает над проблемой генной инженерии.

— Человека?

— Не важно кого. Важен принцип. Достаточно создать минотавра, чтобы потом сфабриковать супермена.

— Ну, это как сказать. И потом, были соответствующие публикации Гридина, его официальные выступления на эту тему?

— Эк чего захотел! Гридин не так глуп, чтобы раскрывать все карты.

— Тогда на каком основании сотрудники института потребовали прекращения его работ — только потому, что они касались генной инженерии?

— Я не знаю, чем обосновывали свое требование сотрудники института иммунологии. Но именно отсутствие публикаций и публичных выступлений Гридина лишний раз подтверждает их правоту. Мне лично абсолютно ясно, что если бы в работах Гридина не было ничего предосудительного, то он не прятал бы их от научной общественности. А поскольку он до сих пор продолжает работать втихомолку…

— Ну, знаешь, так можно утверждать, что ты, например, со своей установкой можешь вызвать чуть ли не всемирный потоп только потому, что нигде не опубликовал еще результатов своих экспериментов.

— Скажи лучше, что ты перестал отличать черное от белого, попав на крючок внучки академика, — не остался в долгу Олег. — А кстати, почему бы тебе не расспросить обо всем этом саму Ингу? Уж она-то, наверное, знает, над чем работает ее дед.