Женщина, которая приходила в шесть - [3]

— Ты действительно любишь меня, золотце?

— Хосе, — сказал он.

Мужчина старался не смотреть на нее.

— Хосе!

— Иди давай спать, — сказал Хосе. — Да перед тем, как лечь, прими ванну, чтоб выпивка наконец в тебе улеглась.

— Серьезно, Хосе, — сказала женщина. — Я не пьяна. Ни капельки.

— Ну значит, опять хамишь просто-напросто, — сказал Хосе.

— Иди сюда, мне нужно поговорить с тобой, — сказала женщина.

Мужчина чуть придвинулся, явно колеблясь между потворством очередному капризу и недоверием.

— Да ближе, тебе говорят!

И мужчина вновь остановился прямо напротив женщины. Чуть наклонившись, она запустила пальцы в его шевелюру, но в этом движении была только нежность.

— Ну-ка повтори мне, что ты там сказал — в самом начале, — попросила она.

— Что именно? — сказал Хосе.

Пальцы цепко ухватили щетку волос, и теперь он силился смотреть на нее из-под бровей, низко опустив голову.

— Что ты убил бы любого, только вздумай он лечь со мной.

— Я убил бы того, кто оказался в постели с тобой, королева. И это сущая правда, — сказал Хосе.

Женщина отпустила его.

— Выходит, ты защитил бы меня, если бы я убила его? — твердо сказала она, с грубоватым кокетством подтолкнув ладонью громадную, как у борова, голову Хосе. Мужчина ничего не ответил, лишь улыбнулся.

— Нет, ты скажи мне, Хосе, — настаивала женщина. — Встал бы ты на мою защиту, если бы я убила его?

— Э-э… это смотря как оно… — сказал Хосе. — Не такое, знаешь, простое дело, чтоб эдак запросто о нем рассуждать.

— Никому так полиция не доверяет, как тебе, — сказала женщина.

Явно польщенный, Хосе заулыбался. Женщина вновь наклонилась к нему, зависнув над стойкой.

— Что правда, то правда, Хосе. Я бы, пожалуй, даже на спор пошла, что ты ни разу в жизни еще не солгал.

— А какой прок от вранья, — сказал Хосе.

— Ну, так о том и речь, — сказала женщина. — Полиции очень даже хорошо известно твое мнение по этому поводу, так что любому твоему слову поверят, никому и в голову не придет тебя переспрашивать.

Прямо перед ней забегали по стойке толстые пальцы Хосе; он явно не знал, что и сказать. Женщина вновь глянула в сторону улицы. Потом — на часы, и голос ее изменился, вроде имела она свой интерес — оборвать разговор еще до прихода первых завсегдатаев.

— А ради меня ты солгал бы, Хосе? — сказала. — Я серьезно.

И тогда Хосе снова, обернувшись, стал смотреть на нее, жестко глянул, в самую глубину, словно ужасная мысль забилась в его голове. Будто идея какая-то вошла в одно ухо, и, мутная, робкая и слепая, протянулась по извилинам мозга, и вышла в другое, едва оставив палящий след страха.

— Так… И в какую же ты передрягу влипла? — сказал Хосе. И весь подался вперед, и руки скрестились на стойке. Женщину обдало волной порывистого, с легким привкусом аммиака дыхания, тяжелого оттого, что стойка крепко надавила на живот мужчины.

— А это и впрямь серьезно, королева. Ну, что за кашу ты там заварила? — сказал он.

Женщина с усилием отвела взгляд.

— А… чепуха все, — сказала. — Просто от нечего делать несу всякий вздор.

Потом опять взглянула на него.

— Знаешь, а может, тебе и не придется никого убивать.

— Да я и в мыслях такого никогда не держал — убивать там еще кого-то, — смутившись и отступая, сказал Хосе.

— Нет, парень, — сказала женщина. — Это я тебе говорю, никто уже не ляжет со мной. Никогда.

— А-аа! — сказал Хосе. — Ну наконец-то и выложила все свои карты. Вот всегда я знал — не для того ты, чтобы мелочью, запросто прогуляться по жизни. Чем хочешь клянусь — если ты и впрямь с этим завяжешь, я такой бифштекс сотворю, что тебе и не снился, и ведь задаром, честно.

— Спасибо, Хосе, — сказала женщина. — Только не в этом все дело. Просто я уже никогда ни с кем лечь не смогу.

— Опять ты все напутала, — сказал Хосе. Он стал уже терять терпение.

— Ничего я не путаю, — сказала женщина.

Она вдруг вытянулась, потянулась, и Хосе увидел ее плоские, впяленные в корсаж груди.

— Завтра уйду я отсюда. Вообще уйду. И не буду больше досаждать тебе, обещаю. И еще обещаю, что никогда ни с кем не лягу.

— И откуда только у тебя прыть такая взялась? — сказал Хосе.

— Я это, наверное, только что решила, — сказала женщина. — Прямо вот сейчас поняла, что это — самое настоящее свинство.

Хосе опять схватился за тряпку и принялся протирать матовое стекло стойки — прямо перед ней, под ее грудью. И опять заговорил, стараясь не глядеть на нее.

Он сказал:

— Так ясное же дело, в твоем, знаешь, исполнении это просто натуральное свинство. Давно уж должна бы догадаться.

— Я в общем всегда это понимала, — сказала женщина. — Да вот только что дошло — свинство, по-другому и не назовешь. Меня просто мутит от мужиков.

Хосе улыбнулся. Приподнял голову, чтобы взглянуть, все еще улыбаясь, но увидел ее отрешенной, растерянной, и она говорила, а плечи поднялись уголками; и раскачивалась на вертящемся табурете, и вид у нее был замкнутый и меланхоличный, а лицо золотила скороспелая осенняя пыль.

— Не кажется ли тебе, что надо попросту оставить в покое женщину, которая, представь, убивает мужчину после того, как была близка с ним, потому что он стал ей отвратителен, как и все прочие, успевшие с ней переспать?