Женщина из бедного мира - [12]
Однако на следующий день мое настроение не было таким уж радужным. Будто назло, погода стояла пасмурная, часами, не переставая, шел дождь. В деревне я не любила такие дни, а в тот день на душе у меня было особенно муторно. Я пыталась поиграть с Антсом, но ребенок не захотел остаться со мной, то и дело рвался к отцу в лавку. С горечью я заметила, что не могу удержать его возле себя. И мне уже вроде бы и самой не хотелось иметь ребенка.
Конрад в тот день был на редкость неразговорчив, А разве я хотела, чтобы он говорил со мной весь день, но несколько слов все же можно было бы сказать. Долгое молчание действовало мне на нервы. Я чувствовала себя почти покинутой. Мне казалось, я здесь лишняя, чужая для этой семьи. Я и была чужой. Привыкла, что Конрад обходится со мной приветливо, а сейчас он холоден и безразличен. Я подумала, что ему надоело со мной. Казалось, что и мужнин брат, и его жена смотрят на меня косо, будто на какую-нибудь «нахлебницу».
Да, я представляла свою судьбу в трагическом свете. Мне ни разу не пришло в голову, что у мужа могут быть свои заботы, которые он пытается разрешить, и что, делая это, он думает, беспокоится и обо мне. И так я нервничала весь тот дождливый день. Лишь вечером в постели я снова успокоилась.
Рано утром Конрад вместе с братом уехал к Чудскому озеру. Михкель собирался куда-то на ярмарку, а Конрад сказал только, что едет «по делам». Мне было жалко отпускать его, я будто предчувствовала что-то плохое. Едва Конрад скрылся из глаз по лесной дороге, как я уже стала ожидать его возвращения. В тот день не ладилось у меня ни с маленьким Антсом, ни с женой Михкеля Миллой, одолевали печальные мысли.
Как всегда, оставаясь одна, я в конце концов размышляла о своих отношениях с мужем, о любви и доверии. Я не могла мириться с мыслью, что муж не открывает мне «всего», а что-то словно таит от меня. Вспомнила, как, просыпаясь ночью, я порой смотрела в лицо спящего Конрада и с удивлением отмечала, что оно как будто совершенно чужое, такое незнакомое и скрытное в своем суровом покое.
«Какая все же пропасть для женщины душа мужчины!» И я пришла к мысли, что никогда не смогу проникнуть в глубь этой пропасти, мне казалось, что муж сам не хочет этого. Даже обнаружила, что Конрад принимает враждебно мои попытки сближения, со дня на день становясь все более замкнутым. И я решила (в который уже раз?), что он уже не любит меня, что он пресытился и обманулся во мне.
Я припомнила: были моменты, когда мне хотелось уйти подальше, чтобы не видеть и не слышать Конрада. Особенно это бывало, когда мысли мои возвращались к его первой любви. Тогда мне казалось, будто Конрад лишь смеется над моими чувствами. Я никак не могла понять, как может он любить меня, если сам все еще переживает из-за первой своей любви. И должна признаться, я даже сомневалась, не ищет ли Конрад эту женщину и не встречались ли они уже где-нибудь. А когда Конрад в такие минуты говорил о своей любви ко мне, это казалось горькой иронией.
Я вспоминала все это и упрямо искала подтверждения своих сомнений, копалась, словно чему-то назло, лишь в теневых сторонах нашей короткой совместной жизни. Но вся эта женская логика не унимала моей тоски по Конраду и не давала мне желаемого спокойствия. А уже на другой день привычная рефлексия не привлекала меня. Мною овладела апатия, равнодушие, а по словам маленького Антса, я даже стала злой. Но душа жаждала света и тепла, я не могла жить без Конрада ни минуты.
На дворе было хмуро, ветер и стужа были в тот день моими друзьями. Жизнь словно замерла во мне, я чувствовала себя бесконечно усталой. Мне хотелось куда-то идти, где-то укрыться, как маленькому ребенку.
Кое-как я провела и этот и следующий день. Вечером вернулся Конрад, спокойный и серьезный. Он сообщил, что передал вести, полученные из Тарту, но что с деньгами дела плохи. Я сказала ему: не пойти ли мне в город и не подыскать ли там работу, может, будет немного легче? Но Конрад не хотел об этом и слушать:
— Где ты сейчас найдешь работу? Если она и есть, то много ли заплатят женщине? Нет, из этого ничего не выйдет.
Тогда в моей голове созрел другой план: поеду-ка я к своей школьной подруге Элли и займу у нее сотню-другую. Элли всегда хорошо относилась ко мне, я надеялась, что и на этот раз она мне поможет. В то время я верила, что люди добры и помогают друзьям, нужно лишь толкнуться к ним и открыть свое сердце. Однако Конраду я не сказала ни слова, я собиралась удивить его.
Я подошла к мужу, и мы — рука об руку — вышли из ворот, направились через поле навстречу сгущающимся сумеркам. Я болтала, не переставая, смеялась и прыгала, муж слушал и, казалось, ушел в свои мысли. Позже он сказал, что на какой-то миг у него возник вопрос, почему я такая веселая, но он отмахнулся от него, как от «назойливой мухи». Совсем другое волновало его — судьба трудового народа. Но ко мне Конрад был добр, и в тот ветреный вечер между нами не возникало размолвок.
7
На другой день у Конрада были дела в какой-то деревне, и на душе у меня сразу поселилась непонятная досада. Одолевала тоска по далеким родным полям и лесам. Откуда пришли тоска и досада, почему они не давали мне покоя?
