Женщина из бедного мира - [10]

Когда он бывал у нас, я ничего не хотела, ничего не желала. Конрад был для меня все. Что за радость, когда нет его? Хотя бы в тот вечер: все казалось скучным, чего-то словно не хватало.

Едва смеркалось, когда я легла в постель. И тут меня что-то кольнуло: какое-то предчувствие говорило, что идет Конрад. Я заранее радовалась, сердце взволнованно билось.

И Конрад пришел — пришел сквозь ночь и дождь, словно гонимый.

Прошло несколько дней, и все во мне было полно сомнений и безответных вопросов. Я не хотела обращаться к Конраду и говорить о том, что мучило душу. Знала, что на него тяжело подействовали бы мои слова или он неправильно истолковал бы их. Быть может, он даже оставил бы меня. Я не хотела, не смогла бы перенести этого.

Тяжело было жить, когда каждый день повторялись слова: гонение, расплата, тюрьма, вражда. Нередко мне казалось, что встречные окидывают меня какими-то пронизывающими, злобными взглядами. Даже Конрад, казалось, что-то выведывал у меня. В глазах его словно застыл какой-то вопрос, который он еще не смел высказать вслух. О чем он допытывался?

Я же страшилась за него, и страх мой не исчезал даже в самые отрадные минуты. Однажды вечером я случайно встретила на улице Кусту Убалехта и, только чтобы куда-то деваться, пошла с ним в кино. Провожая домой, он поцеловал меня и почти с угрозой произнес:

— Предостерегаю вас, чтобы вы не выходили замуж за этого большевика. Его погонят отсюда, вот увидите.

Что нужно было от меня этому человеку? Почему он хотел разрушить наше счастье? Мне он был противен со своими косящими глазами и длинными, торчащими усиками.

И как я скажу об этом Конраду, как смогу остеречь его? Я боялась, не стал бы он подозревать меня, что хожу с другими, не приписал бы мне желания порвать с ним. Больно было думать иногда, что Конрад станет ко мне холоден, безразличен. Что было бы мне делать, если бы он стал смотреть на меня с презрением и враждебностью. «Как же добиться его доверия?»

Теперь я знаю, в тот раз я просто не хотела честно признаться мужу — как того не делает ни одна женщина буржуазного воспитания. Стала искать себе оправдания, вот и нашла своевременным подумать о доверии. Мне вдруг показалось, будто в последнее время Конрад какой-то особенно замкнутый. Почему он не открывается мне, ведь я желаю ему только хорошего?! Меня одолевали сомнения, не боится ли он, что я не пойму его. Однако успокоилась — страх мой напрасен, ибо я верю, что понимаю и ценю его больше, чем кто-либо другой. «Другие постигают все умом, я же воспринимаю чувствами, идущими от самого сердца, где теплится любовь».

Я не упрекала Конрада, — у меня не было на это никакого права, — лишь по-прежнему выражала свое желание, чтобы он доверял мне. «Хорошо жить с человеком, когда знаешь, что он не скрывает от тебя даже самого малого».

И чем дольше я наблюдала за женщиной с ребенком в доме напротив, тем сильнее во мне пробуждалось желание стать матерью. Я верила, что милое крошечное существо сблизит нас больше, чем что-либо другое.

Сомнения мои рассеялись, как только Конрад пришел в город с вестью, что подыскал нам новую «дачу».

— Это верст двадцать по реке Эмайыги к Чудскому озеру, — объяснил он. — Чудесное место, сразу за домом густой сосняк, в другую сторону открывается вид на поля. Брат у меня держит там мелочную лавку, есть клочок земли. Места у них хватит — никого, кроме жены и ребенка, у брата нет — и с едой обойдемся, на первый случай денег у меня хватит. Старые товарищи не забыли про нас. Они, конечно, обязали меня кое-что делать, и это не совсем безопасно. Буду держать связь и передавать что нужно. Но думаю, справлюсь с этим и не провалюсь.

Мне стало немного не по себе, когда Конрад говорил об этом, но он сумел быстро убедить меня, и я успокоилась. В самом деле, что-то надо было делать, чтобы жить: времена тяжелые, выбирать не приходится. По доброй воле я соединила свою жизнь с Конрадом, могла ли я не поддержать его теперь. Даже обрадовалась, что он доверил мне эту тайну, — значит, он меня любит. И особенно рада я была еще потому, что надеялась избавиться от Кусты Убалехта; мне не нужно было исповедоваться Конраду о том, что у меня произошло с этим человеком. Я слегка упрекнула его, почему он не сказал обо всем раньше, но все рассеялось, когда он ответил:

— Я не люблю говорить о чем-либо, пока дело не созреет.

Теперь я поняла, почему он задумывался в последнее время, вообще понимала его лучше, чем раньше. Сперва дело, потом уж слова — это было так мужественно. Я чувствовала, что смело могу вручить ему свою судьбу, в беде он меня не оставит.

— Сначала мы обвенчаемся, — сказал он еще, — и тогда поедем. Я бы плюнул на все, мы и без того муж и жена, но из-за тебя и своего брата вынужден это сделать. В деревне на тебя, невенчанную, могут смотреть косо, да и брат у меня человек старомодный, еще откажет в приюте. Конечно, это будет, так сказать, ускоренное венчание, мои друзья уже переговорили с пастором. Все должно пройти втайне: время сомнительное, особу свою слишком заметной делать не смею. Словом, никакого торжества или свадебных гостей. Только два моих товарища в свидетели. Ты не против?