Жена смотрителя зоопарка - [50]

Зоопарк внутри дома порождал развеселый цирк со своими ритуалами, запахами и звуками, с дополнительными подарками в виде игр и смеха – настоящий бальзам на душу, в особенности для Рыся. Животные помогали ему забывать о войне, считала Антонина, потому, будь они в перьях или на четырех лапах, с когтями или копытами, источающие вонь барсучьего мускуса или лишенные запаха, как новорожденный олененок, со временем все оказывались в личном зоопарке Рыся внутри зверинца виллы, заключенного в границы старого Варшавского зоопарка, – такой вот зоопарк-матрешка.

На вилле некоторые представители звериного клана орошали ножки столов и стульев, некоторые грызли и рвали мебель, скакали по ней, но Антонина радовалась вместе с ними, словно они были особо привилегированными детьми. По установленным в доме правилам, приглядывать за ними входило в обязанности Рыся, маленького смотрителя, который заботился о миниатюрном королевстве малышей, нуждавшихся в заботе больше, чем он сам. Поэтому Рысь всегда был занят важными делами, теми, какие были ему по силам, пока все остальные, по-видимому, занимались своими взрослыми секретами и обязанностями.

Рысь был лишь маленьким ребенком и не мог постичь системы социальных контактов, выплат, обменов, обоюдного альтруизма, подкупов, черного рынка, взяток за молчание и подлинного идеализма военной Варшавы. «Дом под безумной звездой» помогал каждому забыть о безумном мире хотя бы на минуты, иногда на часы. Во времена опасности и неустойчивости острое восприятие каждого мгновения жизни, ее неповторимых мелочей, проявляется порой само по себе и является своего рода лекарством. Антонина знала об этом лучше других и специально «готовила» это лекарство для себя и своей семьи. Игры и животные вместе с чудесной гаммой чувств: радость, изумление, любопытство – все это наполняло дом ярким светом невинности и чуда и спасало его обитателей от ужаса окружающего мира. Подобное умение требует особенной храбрости, какая редко ценится в военное время.

Если рабби Шапира молился, сосредоточившись на красоте, святости и природе, чтобы претерпеть страдания и сохранить разум, то Антонина отвлекала обитателей виллы самым простодушным способом – например, мускусной крысой, петухом, зайцем, собаками, орлом, хомяком, кошками и лисятами, которые завлекали людей в лишенный времени мир, одновременно привычный и новый. Сосредотачиваясь на уникальной экосистеме виллы и ее повседневной жизни, они могли немного отдохнуть, подчиняясь нуждам и жизненным ритмам других видов живых существ. На просторах зоопарка по-прежнему были деревья, птицы и сад, сладкие цветки липы по-прежнему свисали, словно драгоценные футляры с ароматическими шариками, а с наступлением темноты фортепьянная музыка знаменовала окончание дня.

Этот эликсир для чувств становился еще нужнее, когда являлись дюжины новых «гостей», рассказывая кошмарные истории о том, что вытворяют нацисты; и Жабинские их тепло принимали, находя средства поддержки у «тайных групп и связных, некоторые из которых были действительно странными», как писала об этом Ирена Сендлер (подпольное имя Иоланта). Дочь врача-христианина, у которой было много друзей среди евреев, она перестроила свою работу в департаменте социального обеспечения, наняла десяток единомышленников и принялась выправлять фальшивые документы с поддельными подписями. Кроме того, она ухитрилась получить легальный пропуск в гетто через санитарно-эпидемиологическую станцию, которая, как считалось, занималась инфекционными болезнями. На самом же деле социальные работники контрабандой проносили еду, медикаменты, одежду и деньги, выводя на свободу огромное количество народу, особенно детей. Для этого прежде всего требовалось уговорить родителей расстаться с детьми, затем следовало выбрать способ, как протащить ребенка мимо часовых, – в похоронных мешках, гробах и коробках, через старое здание суда или через церковь Всех Святых, – и, наконец, распределить их по семьям католиков и приютам. В банке, которую она закопала в саду, хранился список настоящих имен детей, чтобы после войны они могли отыскать родных. Детей часто прятали монахини в сиротских приютах, и в самой Варшаве, и рядом с ней, специализируясь на самых трудных – мальчиках семитской внешности, которым было почти невозможно подобрать приемную семью; им они забинтовывали лица и головы, выдавая за раненых.

Жабинским сообщали по телефону или через гонца, чтобы они ожидали «гостя», который не задержится надолго. Ирена часто навещала их лично, чтобы сообщить новости, просто поболтать или пересидеть опасность, когда ее контора оказывалась под наблюдением. Позже ее схватили гестаповцы, но после страшных пыток в тюрьме Павиак Ирена бежала с помощью подполья; она была одним из самых любимых гостей зоопарка.

Польское правительство в изгнании, обосновавшееся в Лондоне, обеспечивало подполье специалистами для радиостанций и планировало операции, используя британские самолеты, агентов и ресурсы. Контрабандой доставлялись наличные деньги с помощью парашютистов, в чьих поясах для денег помещалось до ста тысяч долларов вместе с зашифрованными адресами тех, кому они предназначались; польские агенты, известные как cichociemni (чихочемни), «тихие и темные», также доставляли оружие, инструменты и чертежи для его изготовления. По рассказам одного из «тихих и темных», чтобы как можно меньше рассеиваться при высадке, его группа прыгала с трехсот футов, целясь в «крест из белых и красных цветов, нахальным образом торчавших посреди широкой поляны». Он сам со свистом пролетел между соснами, приземлился на ноги, и его встретил человек в каске, который быстро спросил пароль и пожал ему руку. Потом появились деревенские парнишки, забрали ящики, собрали парашюты, из которых женщины шили блузки и нижнее белье. Передав зашифрованное сообщение от верховного главнокомандующего командующему Армией крайовой, он проглотил обязательную дозу кофеиносодержащего экседрина, чтобы оставаться в боевой готовности, положил в специальный кармашек на брюках пилюлю с цианистым калием, и только потом его отвели в здание школы, где пухленькая директриса накормила его омлетом с беконом и помидорами, а на рассвете отправила дальше. Некоторые из этих парашютистов присоединялись к местным отрядам, многие сражались во время Варшавского восстания 1944 года. Из трехсот шестидесяти пяти курьеров одиннадцать погибли, шестьдесят три самолета было сбито, и всего лишь половина из восьмисот пятидесяти восьми прыжков удалась. Зато эти люди снабжали всем необходимым неутомимое подполье, причем и союзники, и враги описывали их как самую организованную группу в Европе, и это было вполне закономерным, поскольку Третий рейх расправлялся с поляками с особой жестокостью.