Жена и 31 добродетель - [7]

Что это? Жестокость, равнодушие или цинизм?

Она резко встала из-за стола. Ей было плевать на этикет, на то, что подумают слуги, а тем более на то, что подумает ее муж.

Тот, наконец, поднял глаза и воззрился на нее так, будто она отрастила две головы.

– Прошу меня извинить, но я не голодна.

Амабель быстрым шагом вышла из столовой и направилась в свою комнату, удерживая на лице маску равнодушия. Ей было больно до тошноты и неуютно до звона в ушах. Теперь окружение, еще недавно казавшееся ей таким комфортным и располагающим, давило на нее с мощностью в несколько тонн. Она буквально задыхалась от этой тяжести и отчаяния. Сердце, ранее порхавшее бабочкой в груди, стало подвешенной гирей, грузно отмеряющей каждое движение и каждую эмоцию.

Закрывшись в комнате, она упала на кровать и сдалась нахлынувшим чувствам, отпустив их на волю. Она ощущала себя крохотной песчинкой, попавшей между жерновами судьбы. Такой крохотной, что ей не под силу ни вырваться оттуда, ни сбросить тяжелые плиты. Она просто напросто стала заложницей обстоятельств.

Что там говорится про добродетель? Лежи и терпи? Вот идите и терпите сами. А она не намерена это позволять!

Утвердившись в этом намерении, Амабель, вдоволь наплакавшись, уснула. Сквозь сон ей смутно слышались раздающиеся из-за двери голоса миссис Коул и Доротеи, ее горничной. Конечно, кто еще может поинтересоваться ее благополучием!

Поднявшись ближе к вечеру, она привела себя в порядок с помощью горничной и немного перекусила. На осторожный вопрос, где граф Клиффорд, она получила ответ, что он сразу после обеда заперся в кабинете, и с тех пор его не видели. Она облегченно выдохнула. Это к лучшему. Она была бы не в состоянии сейчас вести светский разговор.

Немного поблуждав по дому, она зашла в библиотеку, где выбрала понравившийся ей пухлый роман. Скоротать вечер за чтением: это ли не услада для ее души и глаз.

Однако все сложилось не так, как думалось Амабель.

Когда тихий вечер вступил в свои права, Доротея помогла принять ей ванну и облачила в ночную сорочку. Затем распустила прическу и стала с благоговением расчесывать длинные волосы госпожи. Те, как мягкий шоколад, очертили контуры ее худеньких плеч, стекая до поясницы. Амабель закрыла глаза, прислушиваясь к словам песни, что тихо напевала горничная:

– Как птица в клетке твое сердечко бьется… Так ласково, так нежно музыка играет в саду твоем…

Открывшаяся дверь развеяла их покой подобно шквалистому ветру. В проеме стоял Роберт мрачнее тучи. Доротея, почуяв исходившую от него угрюмость, сделала реверанс и метнулась за дверь.

Амабель увидела его в зеркале и побледнела. Она медленно поднялась и повернулась к мужу лицом, чувствуя, что начала дрожать от неизвестности.

Когда-то она предвкушала это мгновение. То самое, после которого становятся женщиной во всех смыслах. Когда двое – это единое целое не только телом, но и духом.

Увы, сейчас ей хотелось оказаться где угодно, но не здесь. Не рядом с этим мужчиной, который сначала обдал ее холодом, а теперь буквально пожирал глазами, будто хотел съесть. Лишь в этот момент Амабель сообразила, что на ней только тоненькая батистовая сорочка, которая являлась очень ненадежным укрытием. Она была так уверена, что сегодня муж не заявит на нее права, что его появление стало для нее потрясением. Она не знала, что делать и что говорить. А зеленый огонь его полыхающих глаз только еще больше приводил ее в замешательство.

Звенящая тишина комнаты разбавлялась только их обоюдным прерывистым дыханием. Дрожащими руками она попыталась прикрыть грудь и опустила голову, отчего ее волосы блестящим шелком упали на лицо. Роберт сделал шаг к ней, и она вскинулась, отступая назад. Он сжал челюсть. Ее побледневшее лицо, обрамленное каштановыми волосами, и широко распахнутые глаза придавали ей вид ангела с небес. Кроткого в своей красоте и сильного своим духом. Манящего как яблоко в садах Эдема.

Она отступила от него еще раз и почувствовала спиной обтянутую тканью стену. Дальше отодвигаться было некуда. Ее сердце отбивало бешеное стаккато, усиленное голодным выражением на лице мужа. Тихий звук его приближающихся шагов отозвалось в ее теле дрожью струн натянутых нервов.

Подойдя к ней вплотную, он протянул руку и легко коснулся пряди ее блестящих волос. Она вздрогнула и вжалась в стену. Роберт провел кончиками пальцев по ее щеке, спустился к губам и обвел их контур. Она приоткрыла рот и судорожно выдохнула. Жар от его прикосновений опалил все ее естество, как горящая свеча.

Он положил обе руки на основание ее шеи и не спеша спустился к плечам, которые были едва прикрыты тонкой тканью. Амабель замерла и затаила дыхание. Роберт, не отводя от ее шеи горящего взгляда, одним движением дернул завязки сорочки, отчего она белоснежным облаком скользнула вниз к ногам жены.

Прохладный воздух обволок ее незащищенную кожу, порождая мириады ощущений. Стыд, возмущение и какое-то неясное чувство, возникшее внизу живота, сотрясали ее тело мелкой дрожью. Обнаженная, как в день своего рождения, она стояла перед мужем, опустив руки, и немигающим взглядом смотрела на него. Мозг отключился, отдавая ее тело во власть ощущений. Бедра сковало от напряжения, а пики ее грудей рвались навстречу своему хозяину, будто умоляя о ласке.