Жемчужина, сломавшая свою раковину - [21]

Хуже всех была тетя Зармина, жена старшего сына Шагул-биби. Ее руки напоминали узловатые ветви дерева, а кулаки, похожие на две кувалды, то и дело обрушивались на младших жен. Вечно всем недовольная, вспыльчивая, она, по всей видимости, тренировалась, чтобы занять место свекрови, как только Аллаху будет угодно прибрать старуху. Шагул-биби, без сомнения, видела насквозь свою старшую невестку, но держала ее в узде, время от времени устраивая ей выволочки перед остальными женами.

Самой незлобивой из всех оказалась жена младшего из оставшихся в живых сыновей Шагул-биби. Довольно быстро Шекиба заметила, что тетя Шамина орет и отвешивает тумаки только в присутствии других жен. Когда тетка впервые замахнулась на нее, Шекиба втянула голову в плечи и приготовилась принять удар, и, как оказалось, напрасно Шамина вложила в свой удар силы не больше, чем требовалось, чтобы прихлопнуть муху.

«Она не хочет показаться слабой, — подумала Шекиба, — но характер у нее мягкий».

Дни шли за днями, Шекиба держалась особняком, безропотно делала все, что ей поручали, и старалась ни с кем не разговаривать, если только к ней не обращались с каким-нибудь вопросом. Однако она все равно постоянно оказывалась в центре внимания родственников, причем не только бабушки и теток.

Дело было в середине осени. Однажды, когда Шекиба, ползая на коленях, усиленно скребла пол на кухне, к ней подошла Шагул-биби и ткнула в плечо своей клюкой. Шекиба вскинула голову. Рядом со старухой стоял, скрестив руки на груди, дядя Фаяз, муж тети Зармины.

— Когда закончишь мыть пол, отправляйся в поле и помоги своим дядям. Уверена, тебе пойдет на пользу свежий воздух, и к тому же ты, судя по всему, неплохо умеешь работать в поле.

— Но мне еще надо приготовить… — начала Шекиба.

— Так приготовь побыстрее и марш на улицу! — отрезала бабушка. — Поможешь собирать урожай. Еда, которой мы тебя тут кормим, сама в дом не прибежит.

Дядя Фаяз фыркнул. Это была его идея — приспособить племянницу к полевым работам. Он заметил, что на участке Исмаила, который Шекиба успела засеять весной, даже несмотря на последние засушливые месяцы, урожай был в два раза больше, чем на земле, обрабатываемой им с братьями. Ему пришло в голову, что Шекиба, похоже, унаследовала от отца его чутье земледельца, так почему бы не воспользоваться ее талантом. В конце концов, у них в семье полно женщин, которые вполне могут справиться с работой по дому, а Шекиба пригодится ему в поле. Мать охотно согласилась с его предложением. Сбор урожая — гораздо важнее мытья полов. Впереди долгие зимние месяцы, когда придется кормить кучу голодных ртов.

Однако Шекиба прекрасно понимала, что новые обязанности не избавят ее от уже имеющихся, просто отныне ее день станет еще длиннее, а работа — еще тяжелее. Как она и предполагала, тетя Зармина пришла в бешенство, узнав, что свекровь хочет отобрать у нее помощницу, но спорить с Шагул-биби она не решилась.

— Старуха, видать, забыла, чего стоит поддерживать порядок в доме и готовить на всю семью, — процедила сквозь зубы тетя Зармина. — Ну что же, коль скоро Шекиба теперь будет работать в поле, придется ей вставать пораньше, чтобы успеть приготовить завтрак и помыть посуду. Кроме того, накопилась куча одежды, которая требует починки. Так что придется Шекибе-шола и спать ложиться попозже.

Прозвище Шола прочно закрепилось за Шекибой. Для жителей афганской деревни физический недостаток часто становится определением, превращающимся в часть имени. Так, в деревне Шекибы имелась Мириам-косиножка, у которой одна нога была короче другой. А также Сабур-однорукий, у которого от рождения была только одна рука. «Если не будешь слушаться маму и папу, у тебя отвалится рука», — пугали матери своих детей. Или Башир-безглазый, ослепший, когда ему было лет тридцать. Башир лютой ненавистью ненавидел детей, которые издевались над его нетвердой походкой. Впрочем, для него не было тайной, что их родители тоже давились от смеха всякий раз, когда, идя по улице, он утыкался в стену дома или врезался в забор.

Шекиба наскоро домыла пол на кухне и, подвязав покрепче платок, отправилась взглянуть, как идут дела у мужчин, занятых уборкой урожая. Она нашла дядей на заднем дворе. Все четверо отдыхали, привалившись спиной к забору и попивая чай, который им принес один из детей — Хамид, тот самый, которого почти год назад бабушка посылала к Шекибе: передать требование, чтобы Исмаил явился к матери.

Девушка повернулась в сторону поля. В дальнем конце пашни она увидела свой дом. По сравнению с большим домом, где жил клан Бардари, он выглядел маленьким и невзрачным.

«Так вот как они видели нас отсюда», — подумала Шекиба.

Она заметила инструменты отца. Они лежали по эту сторону изгороди, на участке братьев Исмаила. А еще она увидела, что все вещи выброшены из дома и свалены в кучу посреди двора.

«Значит, они начали обчищать наш дом. Они всегда мечтали прибрать к рукам нашу землю, теперь же забирают и дом».

Внезапно Шекиба поняла, почему после стольких лет глухого молчания Шагул-биби вдруг пожелала видеть своего младшего сына. Семья Шекибы обрабатывала самый плодородный участок земли, какой только имелся в распоряжении Бардари. И они захотели большего, чем просто получать с него часть урожая, которую время от времени посылал им Исмаил. Они захотели получить всё. И вот родственники дождались своего часа — теперь не осталось никого, кто мог бы встать у них на пути.