Жемчужина, сломавшая свою раковину - [135]

Впервые за то время, что Шекиба провела в доме Асифа, Гюльназ упомянула о его причастности к скандальным событиям во дворце.

— Ты была смотрителем в гареме. Я знаю, он мне говорил. Ты выполняла мужскую работу, одевалась как мужчина. Да я и сама теперь вижу — твои стриженые волосы, манера двигаться и даже корсет, который ты до сих пор носишь под платьем, чтобы скрыть грудь. Мне кажется, в роли мужчины ты чувствовала себя увереннее. Если честно, я тоже не отказалась бы попробовать, каково это — свободно ходить по улицам, разговаривать с кем захочется. Ты скучаешь по тем временам, когда была «мужчиной»? — вдруг с необычайной живостью спросила Гюльназ.

Этот вопрос Шекиба и сама не раз себе задавала.

— Да, это было хорошее время. Но… знаешь, юбка на мне или брюки, по большому счету это ничего не меняет. Когда дело доходит до серьезных вопросов, я становлюсь такой же уязвимой, как любая женщина… Поэтому я здесь. — Шекиба замолчала, решив не рассказывать о наказании, которому ее подвергли, прежде чем она покинула дворец.

Но Гюльназ и так знала достаточно. Помолчав, она снова заговорила:

— Асиф был ужасно зол. Нет, мне он ничего не рассказывал, но жена и так видит, что на сердце у мужа. Он был сердитым с самого начала, когда мы еще только поженились, но я все никак не могла взять в толк почему, пока его сестра не рассказала о ней. Она считала, что мне следует знать: я не была первой, к кому он сватался.

«О ней».

Краем глаза Шекиба посматривала на Гюльназ. В темноте трудно было разглядеть ее лицо. Интересно, она говорит о Бинафше?

— Он познакомился с ней намного раньше, чем со мной. Она была никто. Из бедной семьи, в которой росли три дочери. Ее отец проклинал свою судьбу. Они жили рядом с домом дяди Асифа, у которого он часто бывал. Не знаю уж, каким образом ему удалось раз или два увидеть ее. Асиф захотел жениться на ней. Отец этого не одобрил, однако сын был настойчив. Он продолжал уговаривать отца, и ему почти удалось убедить его, но тут случилось непредвиденное — отец девушки отдал ее во дворец. Одной дочерью меньше — все легче. Асиф был вне себя от бешенства. За стенами дворца она стала недоступной, и он позволил отцу выбрать для него невесту. Так мы поженились.

Шекиба внимательно слушала Гюльназ. Та говорила о девушке, но имени не называла. Знала ли она вообще это имя?

— Мужчины не любят, когда им отказывают. Даже если причиной этого отказа стал эмир. Асиф не говорил, что именно произошло во дворце, но я точно знаю: нечто ужасное. Когда он вернулся домой, на него страшно было смотреть. Глаза красные, как будто плакал сутки напролет. Потом еще несколько дней не ел и ни с кем не разговаривал.

Шекиба уставилась на пятно лунного света на полу. Она не хотела объяснять Гюльназ, что именно произошло во дворце. И надеялась, что та не станет задавать вопросов.

— А затем вдруг возвращается из дворца с таким безумным видом, словно только что повстречался с самим шайтаном. Ходит и бубнит что-то про искупление грехов и молит Аллаха о прощении. Наконец заявляет, что решил взять вторую жену, раз я не могу родить ему ребенка. Собственно, его семья уже несколько месяцев советовала ему поступить именно так, но до сих пор Асиф не горел желанием следовать их советам. А тут… Как бы там ни было, но я не думала, что он настолько обезумеет, что приведет вторую жену сюда, в наш дом… А потом появилась ты.

Шекиба прикрыла глаза. В ушах у нее звенело. Асиф и Бинафша познакомились еще до того, как девушку взяли в гарем. И она любила его и ради него готова была пожертвовать собственной жизнью. Как может женщина настолько сильно любить мужчину?

Глава 57 РАХИМА

Я была девочкой, а затем перестала быть ею.

Я была бача-пош, а затем перестала быть ею.

Я была дочерью, а затем перестала быть ею.

Я была матерью, а затем перестала быть ею.

Как только я приспосабливалась к жизни, жизнь менялась. Последняя перемена была самой ужасной.

«Рахима-джан, — говорила мне тетя Шаима, — случается, в нашу жизнь врывается ураган и все переворачивает вверх дном. Но помни, как бы ни был силен ветер, продолжай крепко держаться на ногах, потому что никогда не знаешь, в какой момент налетит следующий порыв, а он может поджидать за ближайшим углом».

Сама я мало изменилась с тех пор, как потеряла сына. Но Абдул Халик стал более замкнутым, а Гулалай-биби — еще бдительнее: она зорко следила за тем, как семья предается скорби. Мы должны были горевать по всем правилам, чтобы соседи не судачили о нас.

Матери, потерявшей ребенка, дается сорок дней на то, чтобы пережить свое горе. Гулалай-биби советовала мне сразу же после этого вернуться к работе. Не могу же я, в самом деле, целыми днями валяться у себя в комнате на тюфяке. В доме по-прежнему имеются полы, которые надо мыть. И белье, которое надо стирать. И еду тоже надо готовить. Возвращение к повседневным обязанностям поможет мне быстрее прийти в себя — так считала Гулалай-биби.

Тетя Шаима находила в себе силы, чтобы навещать меня. Каждый раз, попрощавшись с ней, я смотрела ей вслед и гадала, дойдет ли она до дома. И каждый раз боялась, что у нее не хватит сил, чтобы вернуться ко мне. Я отчаянно нуждалась в ее поддержке. В доме, где было полно людей, я чувствовала себя невероятно одинокой, словно в пустыне. В голове у меня бродили странные мысли, в которых я боялась признаться даже самой себе.