Желтый караван - [25]
Вон за тем углом вспыхнут сейчас драконьи глазищи такси. Мощные бра (по пятьсот ватт в каждом) в очередной раз швырнули тень Тишкина на ту сторону двора. Тень сплющила пухлых ангелочков над купеческим парадным.
Тень была с рогами?
Зашуршали шины. В пустом каменном дворе выстрелила автомобильная дверца.
Тишкин вытянул шею к дверям. Длинное измятое лицо проросло капельками пота.
Загудел лифт. Внизу, словно вода в колодце, плеснули дверцы. Дымок сигареты дернулся от сквозняка.
Она стояла в дверях.
Тоненькая, в чем-то кожаном, легком. С каплями дождя на волосах. Шагнула вперед, и розовая люстра подсветила ее сзади, окружив нимбом аккуратную головку.
— Василек! Привет! Слушай! Только не налетай! Я вся мокрая, дождик — ужас какой! А там, представь, жара!
— Ну раздевайся, — сказал Тишкин.
Он прошел мимо Лели в прихожую, запер дверь и положил ключ в карман.
— Слушай! Как ты тут питался?! — кричала Леля уже из кухни. — Грязи-то развел! А я есть хочу!
— Сейчас поедим. Выпьем и закусим. — Тишкин ушиб ногу о чемодан, отшвырнул его.
Прошел к бару и стал сдирать фольгу с бутылки коллекционного шампанского. Вспомнил, что хотел его заморозить к Новому году… и от того, что пропало теперь престижное шампанское, от того, что, считай, все пропало, стал вдруг Тишкин медленно двигаться, исчезла дрожь в руках, и в зеркале стал отражаться уже не мечущийся и огнем полыхающий призрак, а вполне нормальный гном, скорее, даже добродушный гном, с хитрыми глазками, с золотыми зубами…
Гном сел в кресло.
— Василек! Ты где?
Леля прибежала из кухни. Что-то жевала.
— Слушай! Ты чего?
— Фужеры итальянские принеси.
— Ты дал бы мне чемодан-то разобрать! Привезла я тебе…
Тишкин без шума вынул пробку. Полезла вялая пена. Теплое! Гадость! Давай фужеры.
— Василек! Слушай! Чего ты чудишь?! Открыл эту бутылку! Жалко же! У нас и простого много.
Тишкин сам взял бокалы из коричневого стекла с искрой. Налил. Теплое шампанское. Гадость!
— Ну?
Они чокнулись.
— С приездом!
— Что это с тобой? — наконец насторожилась Леля. — Фу! Теплое!
Тишкин налил по второму.
— Куда столько? Я есть хочу! Ты, может, мне руки дашь вымыть?!
— Руки?! Тебе не руки! Тебе вот это! Мыть!!
И Тишкин ногой ударил Лелю в живот.
Леля вскрикнула и обмерла.
Тишкин медленно достал из кармана узбекский нож, стащил с него чехол, порвав. Широкое тусклое лезвие со светлой полоской по краю. Такой нож без всяких усилий прихватывает горло до позвоночника.
Тишкин достал бумажку. Голубой листок с розовым цветочком в углу.
— Знакомая штучка? Сейчас мы с тобой еще… выпьем, поговорим, как культурные люди.
— Слушай, как ты меня хорошо встретил-то, — неожиданно буднично сказала Леля, — спасибо, Василек.
— Да? — Тишкин машинально налил себе шампанского.
— Не много пьешь-то? Сопьешься, слушай. А очень больно ты меня ударил.
— Я тебя сегодня убью, — сказал Тишкин, — сегодняшняя ночь твоя последняя. Кричать здесь бесполезно — стены толстые. Ключ у меня в кармане, вот, — Тишкин хлопнул по карману, задев бутылку, которая тупо стукнулась в ковер, — прежде чем убить тебя, я… э-э-э, поговорю… м-м-м… с тобой.
— Это интересно, — согласилась Леля, — по-моему, ты свою шкуру испортил.
Тишкин нагнулся, не сводя с Лели глаз, нащупал на полу скользкую бутылку, широко размахнулся и запустил ею в сервант. Бутылка с визгом размозжила стекло, отскочила от задней стенки и встала на донышко. Толстые куски полированного стекла выпали на ковер вместе с двумя рюмками девятьсот шестидесятой пробы, сплющившимися, похожими теперь на детские лопатки для песочницы.
— Слушай! А хорошо у тебя идет! — одобрила Леля. — А еще как можешь?
— А телефон отключен! — Тишкин взял со стола нож.
— И правильно, Василек! Умничка! Кому звонить в такую поздноту?
— Ты! Ты понимаешь, что я тебя сейчас действительно убью?
— Вот я и говорю, что звонить просто некогда. До утра успеть бы расчленить, в унитаз спустить труп-то мой. Или ты как хочешь с ним поступить? Хлопот! Тут только две неувязки. Таксист знает, кого и куда вез, да маме я из аэропорта звонила.
— Ты знала?!
— Нет. Но в последнее время так делала на всякий случай. Сережа-то — чудик, между нами. Вот так вот напишет, а потом отчитывайся.
— Ты во всем признаешься?! — Тишкин поднял над головой нож.
— А куда ж денешься? Вон — письмецо-то. А это с бутылками, с ножиками — не страшно. Вот ударил ты меня зря. Не прощу.
— Ты! Сука! Изменьщица!
— Да? Как ты догадался? Наконец-то! А ты как думал? Да ты на себя-то глянь! Вон в свое трюмо запрошлого века. Ты ж на паука похож. Вылитый! И не махай, уродина, передо мной ножиком своим! Врешь! Холодный ты! Ты ж орешь, а сам как из паутины из своей наблюдаешь: есть впечатление? А вот и нет! Нету впечатления! Да ты даже бухой-то на серьезное преступление не способен. Да ты вообще ни на что человеческое не способен! А вот бить я себя не дам! Вот пускай: ты к своей Соньке, я — к Сережке. Я тебе — шмотки из-за «бугра», ты мне — зеркальную баню. Так — куда ни шло. Но теперь и так, может, не пойдет. Я еще подумаю.
— Ты! Это письмо! Леля! — Тишкин бросил нож и встал на колени.
— И давай теперь так: я поживу у мамы, ты успокоишься. Напишешь мне еще одну… расписочку. А сейчас иди-ка на кухню, закуси, подумай. Мне хоть с дороги руки бы вымыть.
Андрей Федоров — автор уникальный. Он знает тонкости и глубины человеческой натуры не только как писатель, но и как доктор психиатрии.Роман «Зомби» о следователе, который сталкивается с человеком, действующим и после смерти. Но эта мистика оборачивается реальным криминалом.
Андрей Федоров — автор уникальный. Он знает тонкости и глубины человеческой натуры не только как писатель, но и как доктор психиатрии.Новый роман «Двенадцать обреченных» — история распутывания героем нитей иезуитски придуманного маньяком плана по уничтожению свидетелей… При этом сам герой должен был тоже погибнуть, если бы не его поразительная находчивость.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.