Желтый. История цвета - [31]
К тому времени подобная практика уже стала давней традицией. Впервые она появилась в Италии в конце XIII века, а в последующие десятилетия распространилась на Южную Германию и соседние с ней области. Сначала герб осужденного красили в желтый цвет с обратной стороны либо вздергивали на виселицу где-нибудь в людном месте; затем на стенах его жилища стали рисовать его изображение в непристойных и унижающих позах и обстоятельствах, и наконец дошла очередь до самого дома, который весь целиком либо частично покрывали желтой краской. Последний ритуал вначале затрагивал только фальшивомонетчиков или изготовителей подложных документов в крупном масштабе, затем его распространили на еретиков, вероотступников, предателей, а также виновных в посягательстве на особу государя или в нарушении общественного спокойствия. Конечно, такие меры не применялись систематически, но к 1500 году этот обычай был уже достаточно распространен на значительной части территории Европы[118].
Желтый цвет, который когда-то был всего лишь символом двуличия и лжи, стал еще и цветом ереси и предательства.
Одеяние Иуды и балахон Яна Гуса
Широко известен случай, когда приговоренный к сожжению на костре еретик был доставлен на место казни с головы до ног одетый в желтое. Это была казнь Яна Гуса в Констанце в 1415 году. Ян Гус, родившийся в южной Богемии в 1370 году, блестяще окончил факультет теологии в Пражском университете, в то время самом престижном университете Европы. Стал профессором, затем деканом и наконец ректором, он выступил против власти императора и против господства немецкого языка. Затем начал критиковать папу, прелатов, все церковную верхушку и призывать к коренному реформированию Церкви. Будучи священником, он проповедовал в Праге и по всей Богемии, и его слово встречало отклик как в сердцах знатных людей, так и у простонародья. Гус предлагал служить мессу на чешском языке, причащать мирян не одним только хлебом, но и вином, как священников; более того: он требовал запрета на продажу индульгенций, конфискации церковного имущества и выхода Богемии из состава Священной Римской империи. Люди смотрели на него как на героя, под воздействием его проповедей в народе началось брожение, которое ужаснуло не только имперские власти, но и Рим. Враги Гуса обвинили его в ереси, король Богемии Вацлав не раз пытался обуздать его, папа Григорий XII отлучил его от церкви в 1411 году. Наконец, Ян Гус воззвал к «суду Христову» и попросил дать ему выступить на проходившем тогда вселенском соборе в Констанце, целью которого было прекратить Великий западный раскол. Он получил дозволение на поездку в Констанц, но по прибытии, в конце ноября 1414 года, был сразу же арестован и заключен в темницу. Через несколько недель Гус предстал перед трибуналом, состоявшим из знаменитейших богословов и канонистов, а также самых лютых инквизиторов. Его сочинения были запрещены; а сам он, после отказа принести покаяние, был объявлен еретиком и передан в руки светских властей. Гуса приговорили к сожжению, и 6 июля 1415 года он взошел на костер в длинном желтом балахоне и головном уборе, напоминавшем митру, с изображением двух демонов. После казни его останки бросили в Рейн[119].
Цвет балахона Яна Гуса, символизировавший ересь, напоминает о другом враге Христа и Его Церкви, одетом в желтое; но в этом случае желтый символизирует измену. И носит его не мятежный проповедник и богослов, предшественник Лютера, каким был Гус, а один из учеников Христа, фигура первого плана в христианской иконографии – Иуда. Я уже подробно говорил о рыжей шевелюре Иуды в моей предыдущей книге, посвященной истории красного[120]. Эта шевелюра – постоянный атрибут Иуды на изображениях, задача которого – подчеркнуть его лживую, вероломную сущность[121]. После беглого упоминания о ней я хотел бы перейти к другому, также негативному иконографическому атрибуту апостола-предателя – его желтому одеянию, символу предательства и эмблеме иудейства.
Ни в одном каноническом тексте Нового Завета, ни в одном из апокрифов не сказано, как выглядел Иуда и во что он был одет, когда арестовали Христа. Поэтому в палеохристианскую эпоху и в раннем Средневековье его изображения не наделяли какими-либо характерными чертами или атрибутами. Однако художники, писавшие картины на сюжет Тайной вечери, все же старались, чтобы предатель чем-то отличался от остальных апостолов – местом, которое он занимает за столом, ростом или позой. Через несколько столетий, в эпоху Оттонов, появляется и постепенно становится все более распространенным специфический атрибут Иуды – рыжая шевелюра. Этот иконографический канон зародился на берегах Рейна и Мозеля, потом мало-помалу захватил значительную часть Западной Европы, сначала в миниатюрах, а позднее и на других носителях. Начиная с XII века эта рыжая шевелюра (к которой добавилась еще и борода того же цвета) будет в иконографии Иуды наиболее часто повторяющейся из его «особых примет».
Однако с течением времени повторяющихся черт в образе Иуды становится все больше: маленький рост, низкий лоб, в лице что-то отталкивающее, скотское, темная кожа, крючковатый нос, губы толстые, почерневшие (отметина, оставленная от предательского поцелуя), отсутствие нимба над головой или нимб черного цвета, желтое одеяние, неуклюжие движения, в руке кошелек с тридцатью сребрениками, демон или жаба, вылезающие изо рта; впоследствии, ближе к нашему времени, рядом с Иудой еще стали изображать собаку. Иуда, как и Христос, должен быть легко узнаваемым. В течение столетий предатель-ученик обзавелся целым набором примет, в рамках которого каждый художник был волен выбирать те, что наиболее соответствовали его творческому замыслу, законам иконографии и символике, которая должна была быть заложена в его произведении. Но два атрибута встречаются наиболее часто, у всех и всегда: рыжая шевелюра и желтое одеяние
Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.
Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.
Уже название этой книги звучит интригующе: неужели у полосок может быть своя история? Мишель Пастуро не только утвердительно отвечает на этот вопрос, но и доказывает, что история эта полна самыми невероятными событиями. Ученый прослеживает историю полосок и полосатых тканей вплоть до конца XX века и показывает, как каждая эпоха порождала новые практики и культурные коды, как постоянно усложнялись системы значений, связанных с полосками, как в материальном, так и в символическом плане. Так, во времена Средневековья одежда в полосу воспринималась как нечто низкопробное, возмутительное, а то и просто дьявольское.
Исследование является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро, посвященного написанию истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. Начав с престижного синего и продолжив противоречивым черным, автор обратился к дешифровке зеленого. Вплоть до XIX столетия этот цвет был одним из самых сложных в производстве и закреплении: химически непрочный, он в течение долгих веков ассоциировался со всем изменчивым, недолговечным, мимолетным: детством, любовью, надеждой, удачей, игрой, случаем, деньгами.
Данная монография является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро – истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века, начатого им с исследования отношений европейцев с синим цветом. На этот раз в центре внимания Пастуро один из самых загадочных и противоречивых цветов с весьма непростой судьбой – черный. Автор предпринимает настоящее детективное расследование приключений, а нередко и злоключений черного цвета в западноевропейской культуре. Цвет первозданной тьмы, Черной смерти и Черного рыцаря, в Средние века он перекочевал на одеяния монахов, вскоре стал доминировать в протестантском гардеробе, превратился в излюбленный цвет юристов и коммерсантов, в эпоху романтизма оказался неотъемлемым признаком меланхолических покровов, а позднее маркером элегантности и шика и одновременно непременным атрибутом повседневной жизни горожанина.
Книга известного современного французского историка рассказывает о повседневной жизни в Англии и Франции во второй половине XII – первой трети XIII века – «сердцевине западного Средневековья». Именно тогда правили Генрих Плантагенет и Ричард Львиное Сердце, Людовик VII и Филипп Август, именно тогда совершались великие подвиги и слагались романы о легендарном короле бриттов Артуре и приключениях рыцарей Круглого стола. Доблестные Ланселот и Персеваль, королева Геньевра и бесстрашный Говен, а также другие герои произведений «Артурианы» стали образцами для рыцарей и их дам в XII—XIII веках.
Японская культура проникла в нашу современность достаточно глубоко, чтобы мы уже не воспринимали доставку суши на ужин как что-то экзотичное. Но вы знали, что японцы изначально не ели суши как основное блюдо, только в качестве закуски? Мы привычно называем Японию Страной восходящего солнца — но в результате чего у неё появилось такое название? И какой путь в целом прошла империя за свою более чем тысячелетнюю историю? Американка Нэнси Сталкер, профессор на историческом факультете Гавайского университета в Маноа, написала не одну книгу о Японии.
Ксения Маркова, специалист по европейскому светскому этикету и автор проекта Etiquette748, представляет свою новую книгу «Этикет, традиции и история романтических отношений». Как и первая книга автора, она состоит из небольших частей, каждая из которых посвящена разным этапам отношений на пути к алтарю. Как правильно оформить приглашения на свадьбу? Какие нюансы учесть при рассадке гостей? Обязательно ли невеста должна быть в белом? Как одеться подружкам? Какие цветы выбирают королевские особы для бракосочетания? Как установить и сохранить хорошие отношения между новыми родственниками? Как выразить уважение гостям? Как, наконец, сделать свадьбу по-королевски красивой? Ксения Маркова подробно описывает правила свадебного этикета и протокола и иллюстрирует их интересными историями из жизни коронованных особ разных эпох.
Настоящая книга Я. К. Маркулан, так же как и предыдущая ее книга «Зарубежный кинодетектив», посвящена ведущий жанрам буржуазного кинематографа. Киномелодрама и фильм ужасов наряду с детективом и полицейско-шпионским фильмом являются важнейшим оплотом буржуазной массовой культуры. Они собирают наибольшее количество зрителей, в них аккумулируются идеи, моды, нормы нравственности и модели поведения людей капиталистического мира. В поле внимания автора находится обширный материал кинематографа капиталистических стран, в том числе материал фильмов, не шедших в нашем прокате.
Изделия из драгоценных камней — не просто аксессуары, все они имеют особое значение в жизни своих обладателей. Изумительной красоты кольца, трости, камни, карманные часы, принадлежавшие царям и дворянам, императрицам и фавориткам, известным писателям, не только меняли судьбы хозяев, они творили саму историю! Перед Вами книга об уникальных шедеврах ювелиров и увлекательных историях вокруг знаменитых драгоценностей. Какие трости предпочитал Пушкин? Правда ли, что алмаз «Шах» стал платой за смерть Грибоедова? Что за кольцо подарил Лев Толстой своей жене Софье Андреевне? Какой подарок Александру I сделала Жозефина Богарне? Какова тайна бриллианта «Санси», и что за события связаны с жемчужиной «Перегрина»? На эти и другие вопросы отвечает автор в своей книге.
В книге Роберто Калассо (род. 1941), итальянского прозаика и переводчика, одного из зачинателей и многолетнего директора известного миланского издательства Adelphi, собраны эссе об издательском деле – особом искусстве, достигшем расцвета в XX веке, а ныне находящемся под угрозой исчезновения. Автор делится размышлениями о сущности и судьбе этого искусства, вспоминает о выдающихся издателях, с которыми ему довелось быть знакомым, рассказывает о пути своего издательства – одного из ярчайших в Европе последних пятидесяти лет.
"Ясным осенним днем двое отдыхавших на лесной поляне увидели человека. Он нес чемодан и сумку. Когда вышел из леса и зашагал в сторону села Кресты, был уже налегке. Двое пошли искать спрятанный клад. Под одним из деревьев заметили кусок полиэтиленовой пленки. Разгребли прошлогодние пожелтевшие листья и рыхлую землю и обнаружили… книги. Много книг.".
Монография посвящена исследованию литературной репрезентации модной куклы в российских изданиях конца XVIII – начала XX века, ориентированных на женское воспитание. Среди значимых тем – шитье и рукоделие, культура одежды и контроль за телом, модное воспитание и будущее материнство. Наиболее полно регистр гендерных тем представлен в многочисленных текстах, изданных в формате «записок», «дневников» и «переписок» кукол. К ним примыкает разнообразная беллетристическая литература, посвященная игре с куклой.
Сборник включает в себя эссе, посвященные взаимоотношениям моды и искусства. В XX веке, когда связи между модой и искусством становились все более тесными, стало очевидно, что считать ее не очень серьезной сферой культуры, не способной соперничать с высокими стандартами искусства, было бы слишком легкомысленно. Начиная с первых десятилетий прошлого столетия, именно мода играла центральную роль в популяризации искусства, причем это отнюдь не подразумевало оскорбительного для искусства снижения эстетической ценности в ответ на запрос массового потребителя; речь шла и идет о поиске новых возможностей для искусства, о расширении его аудитории, с чем, в частности, связан бум музейных проектов в области моды.
Мода – не только история костюма, сезонные тенденции или эволюция стилей. Это еще и феномен, который нуждается в особом описательном языке. Данный язык складывается из «словаря» глянцевых журналов и пресс-релизов, из профессионального словаря «производителей» моды, а также из образов, встречающихся в древних мифах и старинных сказках. Эти образы почти всегда окружены тайной. Что такое диктатура гламура, что общего между книгой рецептов, глянцевым журналом и жертвоприношением, между подиумным показом и священным ритуалом, почему пряхи, портные и башмачники в сказках похожи на колдунов и магов? Попытка ответить на эти вопросы – в книге «Поэтика моды» журналиста, культуролога, кандидата философских наук Инны Осиновской.
Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.