Желтый. История цвета - [30]
В этом новом обличье Лис может идти дальше и затевать новые пакости, не опасаясь возмездия. Встретив волка Изенгрина, он выдает себя за жонглера «из Бретани». Затем он крадет лютню и возвращается к себе домой. Там он узнаёт, что его жена Эрмелина, считая его умершим, готовится вступить во второй брак со своим дальним родственником Понсэ. Лис, неузнаваемый под слоем желтой краски, предлагает свои услуги в качестве музыканта на свадьбе. Это дает ему возможность сорвать свадьбу, наказать мнимую вдову и расправиться с Понсэ, которого он заманивает в ловушку и на которого натравливает крестьян[111].
Современные литературоведы пытались объяснить, почему автор выбрал именно желтый цвет и каково значение желтого в этом эпизоде романа, где Лис выдает себя то за красильщика, то за музыканта. Но они явно искали не там: кто-то обнаруживал в «Романе о Лисе» влияние Востока – мотивы, заимствованные из индийской повести «Панчатантра», которая была известна во множестве вариантов и попала в Европу через мусульманские страны. Кто-то усматривал тут намек на «геральдический» цвет английского герба, поскольку «жонглер из Бретани» в XII веке мог быть только английского происхождения[112]. На самом деле геральдика тут ни при чем: желтый цвет выбран для того, чтобы убедительнее показать лицемерие и лживость Лиса. Кстати, во время судебного поединка с Изенгрином, о котором рассказывается в VI ветви романа, написанной несколькими годами позднее (приблизительно в 1190–1195 годах), щит у Лиса именно желтого цвета. У волка щит красный, у лиса желтый. Это сражение жестокости с хитростью:
В средневековых литературных текстах желтый – как и его крайняя форма, рыжий, – часто ассоциируется с ложью, хитростью и лицемерием, тремя пороками, из которых состоит сущность Лиса и которые выявляются в полной мере, когда он выдает себя за красильщика. Всякий красильщик – мошенник по определению, но мнимый красильщик мошенничает больше остальных. А когда под личиной красильщика скрывается такой зверь, как лис, которого считают воплощением коварства, его порок превращается в своего рода экспоненту: профессиональная плутоватость красильщика, помноженная на природное коварство лиса, вырастает до таких размеров, что не может остаться незамеченной.
От плутовства недалеко и до предательства, тем более что хроматическим символом обоих пороков является один и тот же цвет. В рыцарских романах и хрониках мы находим тому множество подтверждений: вероломный вассал одет в желтое, либо у него желтый щит и желтое знамя, как у предателя Ганелона в прозаической версии «Песни о Роланде», созданной в 1450‐е годы[114]. Иногда код бывает более сложным. В одном из эпизодов записок Оливье де Ла Марша, ценных для нас тем, что в них подробно описывается жизнь при Бургундском дворе в XV веке, рассказывается, как в 1474 году Генрих Вюртембергский, граф Монбельяра, считавший, что герцог Карл Смелый его предал, прошел перед этим государем со свитой, в которой все были одеты в желтое[115].
Связь между желтым цветом и предательством проявляется и в обычае, существовавшем на закате Средневековья и в раннее Новое время: красить в желтый цвет дом важного лица, повинного в государственной измене, ереси и в оскорблении величества. В Париже самым знаменитым примером стал случай Карла III де Бурбона, герцога Оверни (1490–1527), коннетабля Франции и видного военачальника. После того как в результате неправосудного приговора Парижского парламента наследственные владения герцога отошли Луизе Савойской, матери короля Франциска I, он перешел на сторону неприятеля и поступил на службу к императору Карлу Пятому. Парламент тут же принял постановление о конфискации имущества Бурбона и о том, что двери и окна его роскошной парижской резиденции, находившейся недалеко от Лувра, должны быть выкрашены в желтый цвет, «цвет бесчестия». Два года спустя коннетабль отомстит за себя: под его командованием имперские войска одержат победу в битве при Павии и Франциск I будет взят в плен. Однако император отказывается поддержать его претензии на утраченное герцогство, и, разочаровавшись, Карл де Бурбон решает отныне действовать самостоятельно, пытается завоевать себе маленькое княжество в Италии и умирает в 1527 году во время осады Рима[116].
В 1572 году парижский дворец адмирала Гаспара де Колиньи, убитого в своей постели во время Варфоломеевской ночи (24 августа 1572 года), постигла та же участь. После надругательств (его выпотрошили и оскопили) тело адмирала было обезглавлено и повешено за ноги на Монфоконской виселице. Но этого показалось недостаточно: Колиньи посмертно судили и признали виновным в оскорблении величества и посягательстве на целостность государства. Все его имущество было конфисковано, а двери и окна его дворца на улице Бетизи, поблизости от Лувра, были выкрашены желтой краской «дабы все знали о его ужасающих преступлениях и о справедливом приговоре суда»
