Желтые обои, Женландия и другие истории - [45]

Глава 9 Наши и их отношения

Здесь я пытаюсь показать, что у этих женщин все жизненные взаимоотношения сводились к радостному и энергичному стремлению пополнить ряды трудящихся в наиболее подходящей им области, глубокому и благоговейному почитанию своей матери (чувству слишком сокровенному, чтобы говорить о нем открыто), но более всего — к всеобъемлющему единению сестер, к служению стране и к дружбе.

К этим женщинам явились мы, полные идей, убеждений и традиций своей культуры, и попытались вызвать у них соответствующие чувства (каковыми те представлялись нам).

Сколь бы много или мало между нами не существовало половой притягательности, в их умах она выражалась в категориях дружбы, единственной известной им формы личной привязанности, и в чисто родственном к нам отношении. Мы явно не были им ни матерями, ни детьми, ни соотечественниками. Значит, если они нас любили, то мы были друзьями.

То, что во время ухаживаний мы «разбивались» на пары, являлось для них естественным. То, что наша троица много времени проводила вместе, как и они, тоже не вызывало удивления. У нас пока еще не было обязанностей, так что мы следовали за ними, пока они выполняли работу лесничих. И это тоже казалось естественным.

Но когда мы заговорили о том, что каждая пара живет в своем собственном «доме», они не смогли этого понять.

— По работе мы перемещаемся по всей стране, — объясняла Селис. — Мы не можем все время жить в одном месте.

— Мы теперь вместе, — вставила Алима, с гордостью глядя на сидящего рядом мужественного Терри. (Тогда они очередной раз были «вместе», хотя вскоре снова оказались «врозь».)

— Это вовсе не одно и то же, — настаивал он. — Мужчине нужен свой дом, где живет его жена и семья.

— Остается там? Все время? — спросила Элладор. — Конечно же, не в заключении?

— Разумеется, нет! Живет там… естественно, — ответил он.

— А что она там делает… все это время? — поинтересовалась Алима. — В чем ее работа?

Тут Терри в очередной раз объяснил, что наши женщины не работают… в большинстве своем.

— Но чем же они занимаются… если у них нет работы? — не унималась она.

— Занимаются домом… и детьми.

— Одновременно? — спросила Элладор.

— Ну да. Дети себе играют, а мать за ними присматривает и распоряжается. Разумеется, есть слуги.

Терри все это казалось настолько очевидным и естественным, что он все время раздражался, однако девушки искренне хотели его понять.

— А сколько детей у ваших женщин? — Алима уже достала блокнот и упрямо поджала губы. Терри начал увиливать.

— Строгого количества нет, моя дорогая, — пояснил он. — У кого-то меньше детей, у кого-то больше.

— У кого-то вообще их нет, — язвительно вставил я.

Они ухватились за это замечание и вскоре вытянули из нас, что в общем и целом те, у кого больше всего детей, держат меньше всех слуг, а у кого больше всех слуг, у тех меньше всего детей.

— Вот! — торжествующе воскликнула Алима. — Один-два ребенка или вообще нет детей — и трое-четверо слуг. Так чем же эти женщины занимаются?

Мы объяснили, как смогли. Говорили об «общественном долге», лицемерно надеясь на их иное понимание этого словосочетания, распространялись о гостеприимстве, приемах и различных «интересах». Все время понимая, что для этих женщин с их широким кругозором и коллективным складом ума любые ограничения сугубо личной жизни кажутся непостижимыми.

— Мы не можем до конца этого понять, — заключила Элладор. — Мы — половинчатый народ. У нас женское мышление, а у них есть и мужское мышление, и мышление совместное. Мы построили систему жизни, которая, конечно же, является ограниченной. У них она наверняка шире, глубже и лучше. Очень бы хотелось на нее взглянуть.

— Непременно взглянешь, дорогая, — прошептал я.

— Тут нечего курить, — жаловался Терри. Он пребывал в долгой ссоре с Алимой и нуждался в успокоительном. — Нечего выпить. У этих благонравных дам нет приятных пороков. Как же мне хочется отсюда выбраться.

Желание это было тщетным. За нами все время наблюдали. Когда Терри вырывался из дома, чтобы побродить по ночным улицам, ему то тут, то там попадались «старые вояки». Когда в очередной раз у него случился кратковременный приступ отчаяния, он ринулся к краю утеса, движимый смутной надеждой ускользнуть, но обнаружил рядом с собой нескольких охранниц. Мы были свободны — тем не менее нас всегда держали на поводке.

— И неприятных пороков у них тоже нет, — напомнил ему Джефф.

— И очень жаль! — не унимался Терри. — У них нет ни пороков мужчин, ни добродетелей женщин — они прямо кастраты какие-то!

— Ты все знаешь не хуже нас. Не пори чепухи, — резко бросил я.

Я вспомнил глаза Элладор, когда она посмотрела на меня особенным взглядом, значения которого сама не понимала.

Джефф тоже рассердился.

— Уж не знаю, каких еще женских добродетелей тебе не хватает. Похоже, у них они все есть.

— У них нет скромности и стыдливости, — возразил Терри. — Нет терпения, безропотности и никакой покладистости, придающей женщине наибольшее очарование.

Я с сожалением покачал головой.

— Пойди извинись и в очередной раз помирись, Терри. У тебя хандра, вот и все. Эти женщины обладают добродетелью гуманизма с наименьшими изъянами среди тех, кого мне доводилось встречать. А что до терпения… Если бы они им не обладали, то сбросили бы нас с утеса в первый же день нашего появления.