Желтые обои, Женландия и другие истории - [34]
Как я понимаю, вы возвели материнство в статус высшего общественного долга, по сути — торжественного обета. Он дается лишь однажды большинством населения. Считающимся непригодными не разрешается даже это. Одобрение рождения более одного ребенка есть высшая награда и честь со стороны государства.
(Тут она меня перебила, добавив, что их самым близким подобием нашей аристократии являлись те, кто происходил из рода Много-родительниц, которым была оказана подобная честь.)
— Но вот чего я не понимаю, так это того, как вы предотвращаете перенаселение. Я полагал, что каждая женщина рожала пятерых детей. У вас нет мужей-тиранов, чтобы этому препятствовать, и вы, разумеется, не уничтожаете не родившихся…
Я никогда не забуду мелькнувший в ее глазах ужас. Она вскочила со стула, бледная, со сверкающими глазами.
— Уничтожаете не родившихся!.. — хрипло прошептала она. — Разве люди у вас в стране так поступают?
— Люди! — довольно запальчиво начал я и тут увидел разверзшуюся передо мной пропасть. Никто из нас не хотел, чтобы эти женщины решили, что наши женщины, которых мы так гордо восхваляли, в чем-то неполноценны по сравнению с ними. Со стыдом должен признаться, что я ушел от прямого ответа. Я рассказал ей о Мальтусе[4] и его опасениях. Поведал о криминальном типе женщин — извращенках или сумасшедших, — совершающих детоубийства. Довольно откровенно признался, что в нашей стране многое можно критиковать, но мне страшно не хотелось распространяться о наших недостатках, пока они лучше не узнают нас и наши условия жизни.
После многословного отступления я вернулся к своему вопросу об ограничении роста населения.
Что же до Сомель, то она, похоже, пожалела и даже немного устыдилась своего слишком явно выраженного изумления. Теперь, оглядываясь назад и зная их лучше, я все больше поражаюсь и ценю исключительную тактичность, с которой они вновь и вновь воспринимали наши высказывания и признания, способные вызвать глубочайшее отвращение.
С дружеской улыбкой она доходчиво объяснила, что, как я и полагал, сначала каждая женщина рожала пятерых детей; что, руководствуясь страстным желанием создать народ, они продолжали эту практику в течение пятисот лет, пока не столкнулись с острой необходимостью ограничить рождаемость. Это было одинаково ясно всем, все были в равной мере в этом заинтересованы.
Они столь же сильно стремились контролировать свой чудесный дар, сколь ранее хотели его развить, и в течение нескольких поколений подвергали эту способность самому тщательному осмыслению и изучению.
— Мы испытали огромные трудности, прежде чем во всем разобрались, — говорила она. — Но все-таки разобрались. Понимаешь, до того, как у кого-то из нас появляется ребенок, женщина испытывает огромный душевный подъем, все ее существо охватывает острое желание этого ребенка. Мы научились с огромной осторожностью предугадывать этот период. Зачастую наши молодые женщины, к которым материнство еще не пришло, добровольно отказывались от него. Когда начинало проявляться сильное глубинное желание ребенка, женщина намеренно занималась самой активной работой, физической и умственной. Что еще более важно, она сублимировала жажду материнства в непосредственную заботу и уход за уже родившимися детьми.
Она умолкла. Ее умное симпатичное лицо излучало шедшую из глубины души благоговейную нежность.
— Вскоре мы научились определять, что проявление материнских чувств имеет множество форм. Думаю, что наши дети окружены такой всесторонней любовью потому, что никто из нас никогда не имел достаточно своих собственных детей.
Это показалось мне чрезвычайно жалким, о чем я и сказал:
— В нашей жизни дома есть много горестей и трудностей, но это положение видится мне донельзя печальным — целый народ обделенных матерей!
Однако она улыбнулась радостной улыбкой и сказала, что я все понял совершенно не так.
— Каждая из нас живет без каких-то личных радостей, но запомни — нам надо любить и холить миллион детей, наших детей.
Это было выше моего понимания. Слышать рассказы множества женщин о «наших детях»! Полагаю, эти слова могли бы сказать муравьи и пчелы — возможно, они и говорят.
В любом случае у них все было устроено именно таким образом.
Когда женщина решалась стать матерью, она позволяла жажде материнства расти до тех пор, пока не свершалось чудо. Если же она отказывалась от этого выбора, то совершенно переставала об этом думать и всем сердцем посвящала себя другим детям.
Так, посмотрим… У нас дети, то есть малолетние, составляют примерно три пятых населения. У них всего одну треть или меньше. И вот что показательно! Ни наследник престола, ни единственный ребенок миллионера, ни поздний ребенок и сравниться не может по уровню заботы с детьми Женландии.
Но прежде чем я начну говорить об этом предмете, нужно закончить краткий анализ, который я попытался сделать.
Они постоянно и эффективно ограничивали численность населения, поэтому страна обеспечивала им комфортную и полноценную жизнь, достаток всего: жилья, личного пространства и даже уединения.
Затем они начали качественно улучшать население, поскольку в количестве были ограничены. Над этим они беспрерывно работали примерно полторы тысячи лет. И вы удивляетесь, что это прекрасный народ?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Однажды провинциальный художник Алексей Ганин нарисовал портрет девушки, которая приснилась ему во сне и с этого момента вся его жизнь пошла наперекосяк. Он стал нелюдим, потерял покой… Дальше — больше — внезапно одна за другой бесследно исчезают три его девушки, он никак не может устроить свою личную жизнь, потом трагически погибают его единственный близкий друг — художник Павел Расторгуев и богатый покровитель — олигарх Никитский… Такова завязка романа «Врата Лилит» — динамичного, остросюжетного повествования о судьбе художника, связавшего свою судьбу с нечистой силой.
Роман Коутса похож на африканский танец джубу, который танцуют, держа на головах кувшины, полные воды. Кто прольет воду – выбывает. И так до последнего танцора. Такой танцоркой была мать главного героя, он же с кувшином не танцует. Хайрам Уокер магическим способом перемещает рабов в пространстве, из южных штатов в северные, используя для этого воду.
«Палач», — мелькнуло в голове. — Не бойся, — прошептал незнакомец, склоняясь надо мной. Он отер мой лоб от влаги и тихо цыкнул: — Ты не мертв, но и не жив. Сейчас решается твоя судьба.
Неподкупные пальцы грехов минувшей молодости незримо тянут успешного инженера обратно на малую Родину — в небольшой провинциальный городок. Меж редких высоток видятся проблески бездумно утраченного главного — теплоты близких, любви родных. Однако, судьба готовит нежданное, для каждого, кто ещё вчера видел наброски новой жизни в чистой тетради — смерть. Но переступив главную черту герой понимает, что его эпилог вполне может оказаться гораздо содержательней, чем вся прижизненная повесть.
Джуд уверен, что все что говорится по радио про глобальное потепление — фигня, пока ему не приходится столкнуться с этим лицом к лицу.Входит в сборник «A Little Silver Book of Sharp Shiny Slivers», 2017 г.
В сборник «Вернувшиеся» вошли три пьесы Хенрика (Генрика) Ибсена: «Столпы общества» (1877 г.), «Кукольный дом» (1879 г.) и «Привидения» (1881 г.) в новом, великолепном переводе Ольги Дробот.
Граф Фабио Романи, которого все считают одной из жертв эпидемии холеры, бушевавшей в Неаполе в конце XIX века, «воскресает из мертвых»… Однако, возвратившись домой, он с ужасом понимает: там его никто не ждет… Красавица жена Нина и лучший друг Гвидо, давно состоявшие в тайной связи, планируют свадьбу и считают дни до окончания траура. Потрясенный предательством до глубины души, граф Романи бросает вызов судьбе и решает посвятить свою жизнь изощренной мести… И для начала он выдает себя за другого человека, чтобы вновь завоевать любовь Нины, дружбу Гвидо и уважение в обществе…
Англия. Родина Чарлза Дарвина, Уинстона Черчилля, Олдоса Хаксли… Англичане. Вежливы и законопослушны, всегда встают на защиту слабого, но верны феодальным традициям и предвзято относятся к иностранной кухне… Они нетерпимы к насилию, но при этом не видят ничего плохого в традиционных телесных наказаниях… Английский характер, сама Англия и произведения выдающихся ее умов – Редьярда Киплинга, Т.С. Элиота, Чарлза Диккенса, Генри Миллера – под пристальным вниманием Джорджа Оруэлла! Когда-то эти эссе, неизменно оригинальные, всегда очень личные, бурно обсуждались в английской прессе и обществе.
Немногие знают, что сэр Артур Конан Дойл считается одним из классиков литературы ужасов. Его мистические рассказы с непредсказуемыми развязками невозможно отложить, не дочитав до последней страницы: герои сталкиваются с таинственными ситуациями, где самые обычные предметы предвещают несчастья и смерть, а главное – оказываются лицом к лицу с самым жутким кошмаром, от которого нельзя ни убежать, ни спрятаться, – с собственным страхом.