Железная дорога - [33]

Мне очень хотелось спать, и, когда Подонок предложил проехать в пансионат, где за умеренную плату предоставляют ночлег, я тут же согласилась. Возле микроавтобуса стояло несколько качков, все в кожаных куртках и спортивных штанах; мне предложили сесть в машину, погреться, пока не найдётся ещё хотя бы одна женщина для «укомплектования» Что тут всё непросто, я сообразила, когда меня стали активно подталкивать к машине. Мозги рывком проснулись, я попыталась отодвинуться от двери машины, но крепкая рука одного из мужчин взяла меня за локоть: «Заходи, красавица, не бойся, мы не кусаемся». После этого «не бойся» я испугалась уже не на шутку, и захотела освободить руку, тогда с другой стороны ко мне вплотную приблизился жуткий носатый тип и, улыбнувшись золотыми зубами, ласково сказал: «Зачем обижаешь? Что тебе плохого делаем?» В ту же секунду, как я, похолодев всем телом, поняла, что они не дадут мне ни закричать, ни вырваться, совсем рядом раздался знакомый голос:

— Женя, вот ты где! Поехали домой, — Дмитрий Данилович легко раздвинул плотный ряд моих неожиданных знакомых.

— Ты кто такой будешь, батя? — Фальшиво-свойским голосом спросил Подонок, тот, что предлагал мне для ночёвки койкоместо по сходной цене.

— Батя и есть. Дочка это моя. Обиделась на нас с женой, решила характер показать. Пойдём, Женя, хватит дурить. До свидания, ребята.

Выйдя из кольца «ребят», Дидан шепнул мне на ухо: «Быстро в машину», и вскоре мы уже мчались по шоссе, пролегающему через сосновый лес. Мы ехали в направлении той самой дачи, на которую мой спаситель увёз для любовных утех Елену, Главным Мужчиной Последних Двух Лет которой числился.

Но встреча с моей бывшей приятельницей на даче не состоялась — голубки поссорились из-за меня, и Дидан отвёз подружку назад, в гостиницу. Там выяснилось, что хлопотами Елены Николаевны меня выставили на улицу, как мелкую воровку на доверие. Дидан догадался, что, кроме как на вокзал, ночью мне деваться некуда, поехал туда и очень вовремя: ещё несколько минут, и он не смог бы найти меня.

— Ну, и куда это ты собиралась ехать с теми знойными парнями? — Зло спросил Дмитрий Данилович, когда мы отъехали от места событий.

В запале он перешёл на «ты», так и осталось, а я долго ещё «выкала»

Выслушав ответ, он мотнул головой и пробормотал сквозь зубы что-то неразборчивое.

— Я знаю, что ты не рылась в вещах Елены. Тот сборник, действительно, лежал на её тумбе, я видел. — Заговорил он, наконец, когда мы подруливали к даче.

«Вот ведь, умный человек, а всерьёз считает, что дело в книге. — Удивлённо подумала я. — Трудно понять мужчин. Наивные они, что ли? » Вслух этого я, разумеется, не произнесла.

Весь следующий день мы провели вдвоём, и это был замечательный день. Я собиралась, когда Дмитрий Данилович поедет к своей любовнице, сказать ему про куртку, висящую в номере гостиницы — не на век же они поссорились. Но оказалось, что тема Елены Николаевны закрыта, ехать к ней он не собирался. Не знаю, чего во мне было больше, когда я об этом узнала: удовлетворения по поводу их расставания или сожаления о куртке.

Сквозь сосны проблескивал сверкающий на солнце залив, воздух был наполнен запахами смолы, папоротника, порывы ветра доносили дыхание моря. Мы с Дмитрием Даниловичем сидели в шезлонгах возле дома и обсуждали мою ситуацию.

Елена Николаевна, определённо, провела среди своего Главного Мужчины работу по развенчиванию моих «сочинений», но, судя по всему, цель достигнута ею не была. Дмитрий Данилович слушал меня с интересом, задавая множество самых неожиданных вопросов. Он почему-то понимал, что я не только ничего не прибавляю для усиления впечатления, но о многом не договариваю, а ему, чтобы вникнуть в проблему, нужны были несущественные, на мой взгляд, детали.

Так, например, он спросил:

— Должен быть ещё и непосредственный повод к побегу. Что стало последней каплей, Жень?

Пришлось рассказывать про травлю пай-мальчиком беззащитной одноклассницы, про мои выступления-разоблачения, закончившиеся маканием меня с маминой подачи в чан с надписью на пузатом боку: «Патологическая лгунья»

Было полной неожиданностью, что мои почти суицидальные переживания не показались Дмитрию Даниловичу пустяком, как, по моему мнению, должен был расценить эту историю взрослый, умудрённый жизненным опытом человек.

«Жестоко», — кратко прокомментировал он мой неохотный рассказ об этом событии.

— Всё так, всё так. Но выборгская эпопея должна была лишить тебя иллюзий, что жизнь только того и ждала, чтобы раскрыть тебе свои объятья. Шаг отчаяния никогда и никого ни к чему хорошему не приводил.

— А мне нравится моя выборгская эпопея.

Кажется, мне удалось по-настоящему удивить Дмитрия Даниловича.

— И чем же, любопытно?

— Парком Монрепо, поэзией Серебряного века, студентами-археологами, знакомством с вами. Прежняя жизнь кажется мне теперь ужасно скучной и тоскливой. Нет, я всё же попробую прорваться — поступлю в техникум, у меня будут крыша над головой и стипендия. А ещё я работать пойду. Умные люди говорили, что студентам в большом городе легко найти подработку: можно, например, приводить домой детей из детского сада или ходить для старушек в магазины. Мне сейчас деваться некуда, вот и валятся всякие неприятности. Но моё дурацкое бесприютное положение скоро закончится, осталось всего-то несколько дней продержаться.