Жажда жить - [208]

Кризис наступил в воскресенье днем, когда за обеденным столом собрались Мартиндейлы, дети Грейс и Брок. Дежурившая в это время мисс Кармоди попросила Бетти позвонить доктору О’Брайану. Доктор быстро приехал, побыл час, отлучился на два, вернулся еще на час, снова уехал и снова вернулся. Он пил чай в кабинете Эдгара, когда наверх пронесли баллон с кислородом. В комнату вошел Брок, но доктор даже не оторвался от чашки с чаем. Брок сел, уперся локтями в стол и положил подбородок на ладони.

— Ну что, доктор, решающий момент?

— Мм… — Доктор дожевывал бутерброд с ветчиной, запивая его чаем. — Если быть точным, то критический. Это прилагательное, заменяющее слово «кризис».

— Доктор, я знаю, что вы меня недолюбливаете, но, надеюсь, Грейс вы спасете.

— Да ничего я против вас не имею, Брок. Вы, конечно, бездельник, но вы можете себе это позволить. Не исключаю также, что как бездельник вы оказываете людям множество услуг, но это не мое дело. — Он налил себе еще чашку чаю.

— Каковы ее шансы?

— Не знаю.

— Мы делаем все от нас зависящее.

— Это вопрос? — поинтересовался доктор.

— Может, мои слова и прозвучали как вопрос, но разве я не имею права задать его?

— Вопросы задавать вы право имеете, а вот высказывать сомнение в том, что для Грейс делается все возможное, — нет. — Он вытер рот салфеткой. — На сомнения у вас не больше прав, чем у мужа той негритянки, которую я пользовал нынче днем. Вы знаете, что такое янусепы?

— Первый раз слышу. По буквам можно?

— Я-н-у-с-е-п.

— Судя по звучанию, какой-то инструмент.

— Ничего подобного. Это монстр, ребенок об одной голове и двух лицах. Такого сегодня родила та негритянка. Вот почему я бегал туда-сюда. Первый раз сталкиваюсь с подобным. Мы пытаемся спасти мать, и о ее шансах, если интересно, я сказать могу. Они не особенно велики.

— Да какое мне дело до какой-то негритянки и ее двухголового младенца?

— Мне тоже, а до Грейс дело есть, но все равно я должен делать все, что в моих силах, для обеих.

— Черт возьми, док, как вы можете…

— Не кричите на меня. Я старый человек и должен беречь силы. Между прочим, и вы, Брок, уже далеко не мальчик. Ладно, мне надо идти к пациентке. Выпейте чаю.

В половине седьмого все собрались за столом, съели суп и холодный ужин, потом юные Мартиндейлы, как хозяева, повели сверстников-Тейтов в библиотеку сыграть в «плевок в океан»[29], а Бетти, Эдгар и Брок принялись просматривать филадельфийские газеты. Примерно в четверть девятого к ним в гостиной присоединился доктор О’Брайан. Годы и усталость сказывались, но он улыбался.

— Все будет хорошо, она поправится, — объявил доктор. — Поправится. — Он присел на край стула с прямой спинкой. — Кризис миновал часа четыре назад, температура пошла на спад. Неуклонно. Никаких осложнений нет и не предвидится. — Он встал и шумно выдохнул. — Хороший уход и побольше отдыха — вот главное. Сейчас она спит, сегодня вы не сможете увидеться с ней, а завтра — пожалуйста, только ненадолго и по одному. А теперь отдыхать, отдыхать, всем отдыхать. Да благословит вас Бог.

Грейс оставалась у Мартиндейлов, пока доктор не счел, что состояние позволяет ей совершать короткие поездки в крытой машине (против слова «лимузин» у него было стойкое предубеждение). Грейс сказала, что хотела бы переехать на Вторую улицу, чтобы Мартиндейлы могли вернуться к нормальной семейной жизни. В загородном доме шли большие ремонтные работы, о ходе которых регулярно сообщала Шарлотта Бухвальтер-Пенелопа Пенн, впрочем, О’Брайан заявил, что в любом случае предпочитает, чтобы Грейс оставалась в городе, тогда он в любое время может заехать и проследить, как она переносит переход чуть ли не от одной воды к нормальной здоровой пище. Грейс исхудала и ослабела, но при этом, по словам мисс Кармоди, которая оставалась при ней и после переезда от Мартиндейлов, была подвержена «внезапным вспышкам активности». В новую диету входили мясо, картошка, молоко, овощи и фрукты; ничего жирного, никаких соусов, минимум приправ; сигареты и алкоголь исключаются. Раз в неделю Грейс посещали парикмахерша и маникюрша, а Рут Хольц устроила для нее персональную демонстрацию той самой линии весенней одежды, которую сама Грейс так и не купила за несколько дней до болезни, но Рут на свой страх и риск приобрела для нее. Туфли Грейс заказала по филадельфийским каталогам, но почти все отдала мисс Кармоди, когда выяснилось, что из-за похудания уменьшилась и длина стопы — обычный размер уже не подходил.

Чтобы хоть чем-то себя занять, она писала благодарственные записки друзьям, присылавшим цветы. Бетти не только сохраняла вложенные в них карточки, но и записывала названия цветов, что свидетельствовало не только об ее скрупулезности, но и о вере в окончательное выздоровление подруги. Таким образом, у Грейс была возможность упомянуть нарциссы через много дней после того, как дарители нарциссов напрочь забыли, что за букет ей послали. Грейс писала по три-четыре записки зараз, и в начале выздоровления это ее немало утомляло. Именно поэтому она не сразу ответила Мэри Кемпер, которая писала ей:

Дорогая миссис Тейт, мистер Холлистер и мистер Булл наказали мне выбрать для вас цветы, потому что у девушки это лучше получится, а мужчины почти не разбираются в цветах. Мы все надеемся, что с ними у вас в комнате будет светлее, и желаем скорейшего выздоровления.