Жажда жить - [195]

Наутро он вспомнил все. Вспомнил и то, что было ночью, но нельзя же всякий раз, как Эмми ждет от него любви, полагаться на выпивку. И тут Джек вспомнил кое-что еще: миссис Тейт… Грейс уезжает из города, и этот факт, то есть когда он свершится, может потянуть его к Эмми — но может потянуть и к Грейс, а Эмми оттолкнуть. Он не находил ответа. Он не находил решительно никакого ответа.

В понедельник Джек пришел в редакцию рано и оставался там до позднего вечера, но Грейс так и не позвонила. Наверное, готовится к отъезду. Не позвонила она и во вторник, и в среду, и он решил, что она так и уедет, не позвонив. И почувствовал облегчение. Теперь он мог сказать: «Ну, вот и все», ну, была у него женщина. Пришел и прошел четверг, а в пятницу он почувствовал уверенность, полную уверенность, что она уехала, и в субботу он снова был с Эмми, женатый человек, он снова был дома и на работе. Он даже убедил себя в том, что давешняя субботняя паника — это плата за супружескую неверность. Интересно, спрашивал он себя, напишет ли ему Грейс из Калифорнии.

Раздумывая об этом, он все больше и больше восторгался Грейс, пока наконец она не стала в его глазах чем-то близким к женскому совершенству. Она отличалась тем, что он ставил в человеке, будь то мужчина или женщина, выше всего, — чувством независимости. В истории с Роджером Бэнноном она повела себя смело и независимо, когда бросила вызов всему — семье, дому, общественному мнению. Далее, она была добрым человеком. В мелочах она могла поступить по наитию, например пригласить людей в кондитерскую, но, поняв, что этот щедрый жест до некоторой степени опрометчив — своим приглашением, от которого отказаться было практически невозможно, она оторвала людей от работы и тем самым заставила сильно припоздниться, — она нашла в себе силы извиниться. А если вернуться на несколько лет назад, можно вспомнить, что не использовала свое положение в газете, чтобы командовать людьми. А если всего на неделю, — то и тогда, в Эмеривилле, она была и смела, и добра, она хотела его и заставила его захотеть себя и не бросила, не дав удовлетворить желание. С другой стороны, думал он, и в своей заботе о его семейном благополучии она была вполне искренна. Словом, она вела себя правильно, она была богата, красива, и она — его друг. Он думал, что и в будущем не настанет такой момент, когда он не сможет на нее положиться, и, придя к столь приятному для себя выводу, он лелеял надежду, что, когда она вернется, они снова смогут быть вместе. Большая кровать в просторной, роскошно обставленной комнате и все, что она сказала ему в Эмеривилле, становится явью — вот его несбыточная мечта относительно ее и относительно себя. И никто бы, увидевший его в тот день у себя за столом в редакции, не сказал бы, что не все время он отдает написанию статьи о буерном спорте на льду реки Несквехела. Но, очнувшись от грез, он все же закончил колонку и сдал ее своему боссу Кэмпиону.

— Ты что, в облаках витал, сочиняя это? — осведомился Кэмпион. — Или по крайней мере в тысяче миль отсюда.

— В трех. — Холлистер присел рядом с Кэмпионом, ожидая, пока тот дочитает текст.

— Ну что ж, мне нравится, — сказал он. — Если у тебя всегда так, впадай в транс почаще.

— Спасибо, босс, что-нибудь еще?

— Да нет, пожалуй, разве что… что это за табак ты куришь? Может, и другим сотрудникам в редакции следовало бы его порекомендовать, если это даст такие же результаты.

— «Блу Боар».

— Как говаривал Линкольн, если какой-нибудь генерал…

— …надо выяснить его любимый сорт виски, — закончил Холлистер.

— A-а, стало быть, ты знаешь этот анекдот?

— Отец рассказывал.

От Кэмпиона ему было неприятно слушать даже похвалы. Это был хороший, хотя и сильно пьющий ответственный секретарь одной из нью-йоркских газет, который сейчас только выбирался из грязи, и делал это жестко, используя весь свой немалый редакторский опыт. Холлистеру он не нравился, потому что он считал, будто Кэмпион согласился дать ему колонку, только чтобы поставить на его место своего человека. Новый редактор отдела новостей Кроули выполнял за Кэмпиона всю грязную работу, ну а тот пребывал со всеми в хороших отношениях, вместо шишек получал одни только пышки. У Холлистера не было никаких иллюзий относительно того, что Кэмпион высоко ценит его как профессионала. С другой стороны, он был уверен, что сейчас, когда колонка становится все популярнее, он ему нужен. И Брок Колдуэлл прислушается к мнению Кэмпиона.

Вернувшись на рабочее место, Холлистер начал насквозь, страницу за страницей, читать дневной выпуск. На седьмой полосе, где печатали светские новости, он наткнулся на материал Пенелопы Пенн, известной также под именем Шарлотты Бухвальтер, племянницы Вальтера Б. Бухвальтера. «Несмотря на то что многие наши студенты разъезжаются по своим колледжам, — писала Пенелопа, — светская жизнь в Форт-Пенне продолжается. Разного рода посиделки, предшествующие Великому посту, в полном разгаре, происходят они в основном в гостинице „Несквехела“, где на минувшей неделе я заметила несколько весьма любопытных собраний. В пятницу миссис Сидни Тейт принимала за своим обычным угловым столиком миссис Эдгар Мартиндейл и миссис Уинфилд Скотт Борденер. Миссис Тейт мимоходом обмолвилась, что не далее как вчера она начала обдумывать план проведения целой серии скромных ужинов. Все они будут проходить в доме на Второй улице, где живет ее брат мистер Брок Колдуэлл. Мне также удалось выяснить, что миссис Тейт пристально следит за капитальной перестройкой своего загородного дома в Риверсайд-Фарм, неподалеку от Бексвилла, которая, как она рассчитывает, будет закончена еще до наступления весны…»