Жаркое лето - [19]
Ферма была уже рядом. На водокачке татакал мотор.
Мать стояла возле коровника и ждала ребят. Ванята подошел к ней строгим степенным шагом и, сдерживая радость, сказал:
— Всю бригаду тебе привел. Всех до одного…
А на ферме уже дым стоял коромыслом. Стучали топорами плотники; колхозники, закрыв носы платками, сваливали в яму белую едкую известку. Двери коровников были распахнуты настежь. Телята бродили в длинном загоне, грелись на солнце.
Ванята подошел к загородке, протянул белому с рыжей звездочкой на лбу теленку комочек серой ноздреватой соли. Теленок облизал соль и Ванятины пальцы, преданно посмотрел на него круглым фиолетовым глазом.
Наверно, он помнил темную ночь, мокрый холодный дождь и мальчишку, который спасал телят от беды. Помнил, но не мог, конечно, ничего сказать…
Кольцо
В конце огорода среди капустных грядок стоял заброшенный колодец. На деревянном, потрескавшемся от времени и зноя вороте висела, теперь уже без всякой надобности, веревка с ржавым крючком на конце.
Воду из колодца не брали уже полгода. В селе провели водопровод, поставили возле дворов чугунные колонки с кранами и короткими тугими рычажками.
Председатель колхоза несколько раз предлагал тетке Василисе засыпать колодец, но она не разрешала и однажды прогнала прочь пришедших с лопатами землекопов.
— Идить, идить, хлопчики! — сказала она. — Не вашего це ума дело. Ишь чего придумали!
Немногие в Козюркине знали, почему добрая и сговорчивая тетка Василиса заупрямилась, не желает сравнивать с землей старый, никому не нужный колодец.
Среди этих немногих были Ванята и его мать. Как-то вечером, когда они сумерничали в избе, тетка Василиса открыла давнюю, видимо, не дававшую ей покоя тайну.
На второй год войны в Козюркино ворвались на танках фашисты. Муж тетки Василисы партизанил в лесах. Она хотела податься туда же, но не успела. Пока то да се, чужаки уже были в Козюркине, шастали по избам, искали партизан и спрятанное оружие.
В дом тетки Василисы заявился длинноногий фриц с автоматом на груди.
— Партизан где? — картавя, спросил он. — Давай партизан!
Тетка Василиса стояла возле окна, нахмурив брови, смотрела на фашиста с белыми черепами на петлицах.
— Я тоби зараз дам партизана, собачий сын! — глухо сказала она. — Иди геть с хаты!
Фашист изучал русский язык по словарику. «Собачьего сына» там, видимо, не было. Он похлопал глазами, стараясь вникнуть в смысл чужой речи, и принялся шарить в доме.
И тут он заметил на пальце тетки Василисы золотое обручальное кольцо.
— Дать сюда это! — крикнул он. — Живо торопись! Кому говори!
— Не дам! — закричала тетка Василиса. — Не дам, анафема иродова!
Тетка Василиса обежала стол, который стоял посреди комнаты, кинулась к двери. Фашист — за ней.
— Дать сюда! — неслось вслед. — Живо торопись!
Тетка Василиса бегала по огороду, размахивала руками и кричала:
— Не дам, проклятый! Все одно не дам!
Фриц понял, что увертливую женщину не догнать. Он вскинул автомат к плечу.
— Дать кольцо! Быстрее торопись!
Тетка Василиса метнулась в сторону. Она сдернула с пальца обручальное кольцо и швырнула его в глубокий, вырытый перед самой войной колодец.
— Ось тоби, гадюка, кольцо! Ось тоби!
Только случай спас тетку Василису. Хваленый немецкий автомат дал осечку. Фашист подергал спусковой крючок, выругался по-своему и ушел.
После войны по просьбе тетки Василисы в колодец лазил один смельчак. Кольца он не нашел. Только перемазался весь в глине и долго щелкал зубами, стараясь согреться и прийти в себя…
Ванята подошел к темному осевшему срубу, заглянул вниз. Колодец был глубокий и темный, как шахта. Даже в жаркие дни где-то возле дна серебрился на деревянных венцах дымный колючий иней.
Ну и что такого! Чего бояться? Он опустится по веревке, разыщет кольцо и вернется наверх. Если на то пошло, у него уже есть опыт. Возле школы, в том селе, где жил раньше Ванята, висел на перекладине канат. Ванята запросто взбирался по нему на самую верхушку. Посидит там, скрестив ноги, посвистит для фасона и — вниз. Даже Гриша Самохин завидовал!
Ванята нашел в сарае моток проволоки, сделал несколько крючков, соединил их вместе на деревянном держаке. Воды в колодце было по колено, не больше. Бояться абсолютно нечего. Подумаешь, посидеть полчаса в холоде! В крайнем случае, наденет свитер. Да и свитера не надо. Не мерзляк!
Ванята деловито размотал веревку, сделал на конце тугой толстый узел. Веревка была еще хоть куда. Только побелела вся на солнце и кое-где чуть-чуть потерлась. Не только Ваняту, кого хочешь выдержит!
Ванята прицепил к ремню грабли-самоделки, взялся за веревку и посмотрел еще раз в колодец. И тут храбрость его как ветром сдуло. Закрыв глаза, стоял он возле сруба и не дышал. Потом опомнился, стал ругать сам себя. «Эх, ты, мочала, мочала! Чего же ты стоишь? Лезь!»
Несколько раз брал он в руки веревку и снова отходил прочь. И все же решился. Прижал веревку к груди, подтянулся, перебросил ноги через венец сруба и начал медленно спускаться вниз. Все дальше уходило в вышину небо, все ближе и ближе кружочек черной, пахнущей прелью воды.
Холод обнимал Ваняту со всех сторон. Будто окунался он в ледяную речку. Жаль, что не надел свитера. Ну, ничего — не подыматься же назад! Сойдет и так…
