Жаркий полдень - [7]

— Да где? — спрашивал товарищ.

— Вот здесь, — отвечал мальчик с веснушками. — Здесь, здесь!

— И верно, полно!

— Полно, и шевелятся все. Вон брюхо — видишь, как бьется.

— Надо снизу чем-нибудь подпереть, а то как бы не ушла.

— Зайди с другой стороны.

Мальчик оттолкнулся от камня, чтобы заплыть с другой стороны, а первый рыболов все шлепал по воде одной рукой и болтал ногами; другую руку он сунул в пещеру и чувствовал между пальцами притихшую рыбу: в каменном гнезде опоры рыбы и правда было много.

В то время как его товарищ плыл у него за спиной, под мостом вдруг пронесся какой-то странный звук. Он был похож на треск льда на реке зимой. Лед, набухая, трескается, и тогда звук бежит вдоль реки вместе с тонкой, почти прозрачной дорожкой трещины. Мост передвинул каменные глыбы и железобетонные пояса своих опор — произошел сдвиг, предусмотренный конструктором еще при строительстве. Конструктор не знал, когда произойдет усадка, когда именно почва ощутит усталость от давления моста, но он это предусмотрел; на средней опоре на месте стыка железобетон, чуть двинувшись, со скрежетом сомкнулся.

— Что это? — спросил мальчик с берега.

— С мостом что-то, — ответил стриженый, все еще держа руку в каменном гнезде, у рыб.

— Ну-ка подайся, я тоже залезу, — сказал второй и снова подплыл к стене.

— Не могу, — сказал первый.

— Как не можешь? Подвинься чуток. Да ведь здесь никакой пещеры нету!

— Не могу, — опять сказал мальчик. — Раньше шевелил, как хотел, а теперь чего-то руку сжимает.

— Может, камень сдвинулся?

— Откуда я знаю? — сказал мальчик. — Сжало руку вот здесь, повыше запястка.

Товарищ его стал нащупывать, где прижало руку. В сущности, ее не прижало, ею можно было даже свободно двигать в подводном гнезде, но вытащить ее было нельзя. Мальчик держался на поверхности воды, помогая себе другой рукой и ногами.

— Попробуй еще, — советовал товарищ.

— Да я пробую, не идет, — говорил первый, пытаясь вырвать руку.

— Потяни ее, — подал голос тот, что был на берегу с рыбой.

— Не идет, — отвечал мальчик из воды.

— Как же быть-то? — спросил его товарищ.

Они помолчали. Мальчик все пытался выдернуть руку, но ничего не выходило. Усадка моста поймала его в подводный капкан. Каменные глыбы уходили вверх, огромные, скользкие, и, когда мальчишка поднял глаза, он увидел, какие они громадные и как они вздымаются над ним, холодные, угрюмые, молчаливые. И мост стоял спокойный, неподвижный, холодный, как всякий железобетонный мост. Прилепившаяся к камню улитка спала во мраке своей раковинки.

— Я тону! — вдруг крикнул мальчик. — Ой, я тону!

Товарищ его быстро поплыл к берегу. Он колотил по воде руками и ногами и, добравшись до песка, закричал:

— Ты держись там, держись, слышишь, держись! Сейчас людей позову.

— Я тону! — плакал мальчик под мостом.

«Уууу-ууу», — ответило эхо.

Малыш с рыбой, озираясь, попятился от воды.

— Стой! — крикнул ему тот, что вылез на берег.

— Ребята, не убегайте! — кричал мальчик под мостом, испуганно вертя головой.

— Слушай! — сказал старший малышу с рыбой. — Беги в усадьбу, на молотилку. Ну?

Малыш бросил прут с бойками под ноги товарищу, и его голова и пятки так и засверкали. Он по мелководью перебежал реку, одним духом взлетел на откос, продрался через вербы и, не жалея ног, помчался дальше к усадьбе. Молотилка, окутанная пылью, все так же ревела, волы все так же тянули пласты соломы; мелькали деревянные вилы. «Утонул, утонул!» — закричал мальчик. Один крестьянин цыкнул на него: «Эй ты, не верещи!» — и бросил сноп на стол, но тут же остановился, потому что мальчик продолжал бегать вокруг молотилки и кричать: «Утонул!» Молотильщики кинулись к нему, стали спрашивать, кто утонул, малыш ответил, как мог, — он ревел, вытирал слезы и объяснял, что они были у моста, а мост вдруг затрещал, загремел и схватил одного мальчишку, за руку его схватил, и теперь он остался в воде. Молотильщики соскочили с площадки, пустой барабан испустил голодный вой, приводной ремень захлопал сильней, соскользнул и упал на землю. Машинист побежал выключать мотор. С большого стога слезли орудовавшие там мужчины, и на току стало так тихо, что можно было услышать, как шуршит и потрескивает разогретая солома и зерно в колосьях. Тогда все, прямо как были, с вилами в руках, бросились к реке, один кричал: «Багор, багор возьмите!», другой подбирал на бегу веревки. На гумне остались одни волы, успевшие поднять на веревках копну до середины соломенной пирамиды. Мужчины и женщины — все бежали, но женщины начали отставать и некоторые успели уже заплакать. Мужчины бежали молча, сжимая вилы и веревки, у одного из молотильщиков был багор. «Держись!» — закричали мужчины, когда перед ними открылся мост и сизая вода. Они издали увидели мальчика, он был под мостом один, и головенка его покачивалась на воде, как тыква. «Мама, мама!» — увидев людей, заплакал мальчик. Одна из женщин рухнула на песок, и две другие, подтащив ее к воде, принялись смачивать ей лоб. «А где второй парнишка?» — спрашивал молотильщик, притащивший багор. «Может, испугался и сбежал», — сказал кто-то. «Ясно, испугался, — сказал малыш, который привел людей с тока, — они вместе плавали». — «Ох уж эта ребятня!» — приговаривал машинист. Он вбежал в воду, подняв завесу брызг, и поплыл прямо к каменной стене, приковавшей к себе мальчика. Тот ничего не мог сказать, только всхлипывал, и его посиневшие губы дрожали. «А вдруг и второй утонул?» — спрашивали мужчины. Но мальчик мотал стриженой головой и, все еще не в силах ничего сказать, по-прежнему всхлипывал, едва переводя дыхание. «Он мне сказал: беги на ток, — объяснял мальчишка, собиравший перед тем рыбу на берегу, — он мне сказал, и я побег». Ничего больше о третьем мальчике крестьяне с тока не смогли узнать, да и не до него сейчас было — надо было спасать паренька под мостом. Может быть, тот, второй, испугался, может, сбежал, мало ли что могло стрястись, да и кто же потребует от ребенка, чтобы он стоял у воды, если каждую минуту он может увидеть в воде утопленника!