Жар под золой - [99]

— Остаюсь, господин пастор. Я ухожу, и вы знаете почему.

— Я нашел вам замену на первое время, одного безработного испанца, до тех пор пока мы не подберем такого же добросовестного человека, каким были вы.

— Спасибо на добром слове. То, что мне еще причитается, можно перевести на мое имя, вот только документы я хотел бы получить уже завтра, когда отправлюсь на поиски работы.

Мы стояли вчетвером перед могилой и разглядывали венки. Надписи на лентах нельзя было прочесть, потому что ветер раскачивал ленты из стороны в сторону.

— Надо хотя бы ненадолго заглянуть на поминки, — сказал Баушульте, — это наш долг перед Бюлером. И перед его женой.

— Я переоденусь в своей будке. Подождите меня у ворот, — сказал я, и вдруг мне стало грустно оттого, что я навек расстаюсь с кладбищем.

Пастор медленно шел впереди, и это определяло темп наших шагов; впрочем, мы и без того не слишком торопились, мы могли вообще подождать, пока не появится кто-нибудь, кто объяснит, чего мы ждем.

Вдруг пастор остановился и сказал мне тоном почти торжественным:

— Когда начнется процесс против доктора Вурма и всех остальных, я, конечно же, ни от чего не отступлю и готов нести полную ответственность за все, что совершалось с моего молчаливого одобрения либо даже при моем участии... Не думайте, что я вас подведу. Мне все это будет нелегко, мои прихожане взбеленятся, возможно, потребуют моей отставки, но я рад, что был при этом, что мог что-то сделать... Не знаю, как мне все это выразить теперь, когда вы покидаете кладбище, именно теперь, когда я к вам так привык...

Баушульте надел цилиндр и, хотя пастор вовсе не к нему обращался, ответил:

— У вас и без того будет немало неприятностей с вашим церковным начальством. Желаю вам от всей души, чтобы там сыскалсея хоть один человек, который будет на вашей стороне.

— Да, да, конечно, — улыбнулся пастор, — неприятности у меня уже есть. — Он сказал это таким тоном, словно только что получил радостное известие.

Потом он подал мне руку:

— Большое спасибо, господин Штайнгрубер, мне было приятно, когда вы здесь работали, и я многому от вас научился...

— Я от вас тоже, — сказал я, и мне стало как-то неловко, когда он сказал, что чему-то у меня научился.

— А ваши документы я перешлю с курьером, чтобы вам зря не тратить время. У вас теперь другие заботы... Вот, собственно, и все, что я хотел вам сказать... — И пастор зашагал к воротам четким и упругим шагом, и талар бил его по ногам.

Завидев нас, Паяц сказал:

— Вы опоздали, все уже разошлись. Она всего-то и заказала два блюда с бутербродами — бутерброды расхватали вмиг, сами понимаете.

Мы втроем подошли к стойке и заказали по пиву. Я обвел глазами зал, но Османа не увидел, а мне хотелось его спросить, как он распорядился со своим выигрышем по лотерее, истратил ли деньги по мелочам или купил себе дом в Анатолии. Кто их поймет, этих турков.

— Зря ты выходишь из партии, — сказал я Франку и оперся локтями о стойку, — у кого еще есть характер, те в этой стране ниоткуда добровольно не уходят, а ждут, чтобы их выгнали.

— Так меня и выгнали бы, ведь моя партия никогда мне этого не простит, — ответил Франк, и вздохнул, но совсем не с грустью, а, скорее, с облегчением... — Понимаешь, Лотар, я задел их самое чувствительное место — деньги.

* * *

Бригада каменщиков, в которую я поступил, была коллективом, хорошо сработавшимся за много лет, предельный возраст ребят — тридцать с хвостиком, стало быть, я оказался всех старше, и в первое же утро, когда десятник привел меня к ним, все пятеро украдкой на меня поглядывали, смогу ли я выдержать их темп.

Они втайне наблюдали за мной, но ни один из них не устроил мне никакой каверзы, чтобы потом можно было меня высмеять, как принято высмеивать новичков и тем утверждать собственное превосходство.

Десятник представил меня следующим образом:

— Это новенький, о котором я вам говорил. Правда, глянец с него малость пооблез, но сердцевина еще крепкая.

Они глядели, как я вывожу кладку и к каким прибегаю хитростям, но очень скоро я догадался, что они нарочно работают быстрей обычного, чтобы меня оконфузить, чтобы я выбился из сил.

В обеденный перерыв они уже дружески мне кивали. Они были мной довольны, и я радовался, что до перерыва ни один из них не обозвал меня дедушкой.

После конца работы бригадир похлопал меня по плечу и сказал:

— Ты свой парень, мы не промахнулись, когда взяли тебя к себе, мы еще с тобой отстроим не один город... либо разрушим.

Вопрос был исчерпан, и я с облегчением вздохнул.

Мне было приятно услышать похвалу из его уст, я опасался не выдержать нарочно заданный ими темп — ведь, как правило, сдельные нормы рассчитаны так, что времени для отдыха почти не остается.

Господи, думал я, каких-нибудь два года я не работал на строительстве, а до чего вырос темп работы. Теперь совсем не оставалось времени, чтобы покалякать с соседом. Мы только и успевали, что перекинуться парой слов по делу. Но моих новых коллег это, казалось, ничуть не волновало, они это воспринимали как должное.

Наша стройплощадка была частью большого комплекса на южной окраине города, повыше Рура. По проекту мы должны были возвести тридцать одно- и многоквартирных домов, в том числе несколько шестиэтажных блоков. Поскольку для подрядных фирм были установлены очень жесткие сроки, это неизбежно отражалось и на сдельных нормах, от теперешнего темпа я просто изнемогал, каждый кирпич тянул, казалось, на сто килограммов, каждая кельма раствора весила, как полная ванна с водой...