Жар под золой - [100]

И однако, я быстро и без особых усилий приспособился, словно никогда в жизни не был кладбищенским сторожем, который сам определяет и темп своей работы, и длительность отдыха. Только к вечеру я начал чувствовать, как болит спина, руки стали шершавые, будто наждачная бумага, я не мог держаться прямо, а ходил сгорбившись и бессильно свесив руки, словно обезьяна в зоопарке.

После конца рабочего дня я несколько минут постоял на лесах, глядя вниз, на долину Рура, на ближние горы Зауэрланда. Красивый вид, мирный, пусть даже внизу по шоссе, словно игрушечные, катятся машины, пусть даже высокие трубы изрыгают густой дым.

Разумно ли я поступил, отказавшись от спокойной работы на кладбище и сделавшись членом бригады, где я вечно буду опасаться, как бы мне не отстать от молодых.

Первый день кончился благополучно, а ведь первый день всегда самый трудный и всегда решающий.

Хелен вовсе не пришла в восторг от моего решения, но и возражать не стала, только если раньше она говорила: «В твоем возрасте еще можно сооружать небоскребы», то теперь высказывалась так: «После лета настанет зима. Тогда ты снова окажешься не у дел и еще пожалеешь о своем месте на кладбище. А когда снова настанет весна, мужчин твоего возраста поставят в хвост очереди, которая ждет работы. Впрочем, поступай, как считаешь нужным, мне приятней, когда ты находишься среди живых людей, хотя тебе и среди покойников было совсем не так плохо».

Я не решился ей сказать, что смерть Бюлера что-то во мне надломила, для чего я не подберу подходящего названия, я стеснялся говорить с ней о своих чувствах; она и поняла бы меня и в то же время не поняла. После смерти Бюлера по ночам меня снова стали мучить кошмары; однажды я проснулся весь в поту, мне приснились вскрытые склепы, из которых вылезали голые люди, которые смазывались маслом для загара и поглядывали на стоящее прямо над головой солнце.

А вот запах цемента и извести, камня и раствора доставлял мне наслаждение; в первые часы, проведенные на лесах, у меня было такое чувство, будто я вернулся из дальнего путешествия, и Хелен в честь моего возвращения приготовила на обед мое любимое блюдо.

— Спускайся, Лотар! Чего ты там размечтался? — позвал снизу бригадир.

Я стоял на лесах, я глядел на зеленую долину, я видел, как солнце на западе плоским блином приклеилось к небу, мне хотелось в одиночестве насладиться мыслью, что я снова строю дома для живых людей под небом, а не рою могилы для покойников, что я снова работаю для живых, у которых есть будущее, которые бегут либо за своими мечтами, либо прочь от них.

Я снова стал самим собой и радовался так, будто получил редкостный подарок, я словно десять лет сбросил с плеч, потому что мог не только работать на равных с ребятами, которые десятью годами моложе меня, а еще и потому, что эти самые ребята с уважением глядели, как работаю я.

Но тут я вздрогнул, услышав голос, который никогда в своей жизни не смогу забыть. Кто-то надсаживался:

— Вы чего это шабашите в такую рань?! Я же вам ясно сказал: до темноты! Я же вам ясно сказал: пока не окосеете! А ну шевелись, time is money! Залазь снова на леса!

Под звуки этого голоса я как оглушенный спустился с лесов и двинулся к вагончику, и, чем ближе я подходил, тем пронзительней этот голос бил о мои барабанные перепонки.

У крана плескались мои товарищи по бригаде, смывали с рук и тела пот, пыль и раствор. Они делали это спокойно, будто не слышали, как рядом кто-то разорялся.

Я спросил бригадира:

— Кто это там орет как сумасшедший?

— Не принимай его всерьез, это коммерческий подрядчик. Он всегда так разоряется в конце работы... Не думай о нем, но держи с ним ухо востро.

Я пустил на руки холодную струю, а сам оглянулся на дома, где еще работали кровельщики. Возле них стоял человек в застиранных джинсах и пестро вышитой кепчонке; он достал из старого, дребезжащего «фольксвагена» рулон чертежей и ткнул им в нос рабочему. Тот бросил на чертеж беглый взгляд, повернулся и пошел прочь. Человек застиранных джинсах был Бойерляйн.

Увидев его на таком близком расстоянии, я подумал: у нас в стране есть люди, которые похожи на рыб либо на кошек — одни умеют проскользнуть через ячейки любой сети, другие всегда удачно падают..Хорошо бы узнать, кто сплел сеть и кто подстелил им пуховики.

При содействии Баушульте мне удалось получить место на этой стройке. А почему именно на этой?

Из ларька неподалеку ученик привез на тачке два ящика пива, которое я по заведенному обычаю должен был поставить своей бригаде как новичок. Когда все шестеро уселись в кружок на чурбаки перед вагончиком с инструментом и приготовились пить, на середину круга вдруг выступил озабоченный, беспокойный Бойерляйн.

Я сразу догадался по его виду, что сейчас снова начнется крик, но остальные повернулись к нему с поднятыми бутылками, а бригадир потребовал, чтобы он тоже выпил.

— Скажи-ка, откуда я тебя знаю? — спросил он. — Я мог тебя где-нибудь видеть?

— Конечно, мог, — отозвался бригадир. — Портреты Лотара были в газетах, во всех газетах, будто он кинозвезда. Он был запечатлен возле флага со свастикой. Да-да, шеф, не смотри на меня так недоверчиво, это он самый, собственной персоной, видишь, какие знаменитости трудятся в нашей бригаде, поверить нельзя... и тем не менее это правда. Чистая правда.