Жанна – Божья Дева - [230]

Некоторым дополнением к рассказу «Парижского Буржуа» можно счесть сообщение Пьера Сала, гораздо более позднее, но полученное им, как он пишет, из того же источника, что и давно нам известный рассказ о Шинонском замке. По его словам, лет через десять после шпионского свидания (т. е. около 1440 г.) к Карлу VII явилась женщина, похожая на Жанну и выдававшая себя за неё. Встреча описана с анекдотическими подробностями, малоинтересными и маловероятными, но суть рассказа в том, что король ей сказал: «Девушка, друг мой, вы знаете тайну, которая есть между вами и мной». Тогда она, видя, что не может его обмануть, бросилась на колени и стала просить прощения. Сала добавляет, что последовали суровые наказания некоторых из тех, кто её поддерживал, и это уже, по-видимому, поздние домыслы. Но само разоблачение могло произойти именно в окрестностях Парижа, которые король объезжал как раз перед тем, как лже-Девушку доставили для публичного обличения в столицу. Память же о Настоящей в Карле VII, конечно, никогда не могла угаснуть совсем, а в эти годы она могла только крепнуть от всего, что происходило со страной и с ним самим.

* * *

Кошон успел умереть ещё при английской власти в Лизье, в 1442 г. Благодаря длительному перемирию, заключённому в Туре, английское владычество в Нормандии продержалось ещё несколько лет. И затем рухнуло мгновенно, как только возобновились военные действия. Руан восстал и открыл ворота Бастарду Орлеанскому теперешнему графу Дюнуа, 9 октября 1449 г.

Последняя английская экспедиционная армия была разбита под Кастилльоном в 1452 г. В следующем (1453) году Дюнуа окончательно овладел Гюйенью. «Англичане потеряли во Франции всё».

Сеген, тот самый лимузенский доминиканец, который так к ней приставал в Пуатье и над произношением которого она подсмеивалась, говорил:

«Жанна при других сказала мне, говорящему, четыре вещи, которые должны были произойти: во-первых, что англичане будут повержены во прах и что осада Орлеана будет снята; во-вторых, что король будет помазан в Реймсе; в-третьих, что Париж вернётся под власть короля; и наконец, что герцог Орлеанский вернётся из Англии; и я, говорящий, все эти четыре вещи увидел своими глазами».

Убеждение, что всё это сделала она – при своей земной жизни или после своей смерти, но она сама, – теперь прорывалось со всех сторон. И такова мистика власти, всё же освящённой Реймским помазанием, что сам король должен был прервать своё молчание. Вместо бессовестных ничтожеств, окружавших его в Бурже, возрождавшаяся страна выдвигала теперь в его окружение новых людей, из которых одни сами были способны чувствовать её красоту, а другие, по меньшей мере, понимали, что нельзя было оставить оплёванной девушку, как бы там ни было, положившую начало возрождению французской монархии. В контакте с национальными силами, переживавшими полный подъём, сам Карл VII в известной степени преобразился: его апатия, его нерешительность, когда-то преодолённые Девушкой, но затем вновь его охватившие, исчезли теперь окончательно, сменившись спокойной уверенностью в собственной мощи и в мощи его страны. Издёрганный сын Изабеллы Баварской стал отличным администратором, умело направлявшим все творческие силы, которые только и требовали монархического руководства. Если принять во внимание, что он разрешил своему официальному историографу Жану Шартье в резкой форме критиковать не его самого, но его тогдашние «кабинеты» за их отношение к Девушке, можно думать, что в глубине души он сам в конце концов почувствовал свою вину перед ней.

Эта обстановка национального и монархического подъёма определила характер процесса Реабилитации, предпринятого почти сразу после освобождения Руана, т. е. как только акты процесса 1431 г. попали в руки национальной монархии. Плоды, принесённые её усилиями и её жертвой, служили подтверждением её правоты и вызывали благодарность и восторг; и в то же время этими плодами дорожили теперь больше, чем ею самой.

Уже в 1450 г., после первого расследования того, что произошло в Руане, посланный для этого обследования королевский советник Гийом Буйе доносил:

«Продолжать молчать по поводу этого неправедного осуждения было бы противно чести короля… Какой позор, если враги и впредь будут иметь возможность говорить, что король Франции держал при своих войсках еретичку, общавшуюся с демонами… Она трудилась для восстановления королевства Французского, столько раз предсказанного ею. Утвердить её невиновность есть долг благочестия и общественного блага».

Это и осталось лейтмотивом процесса Реабилитации. Великий инквизитор Франции Жан Бреаль, по поручению короля взявший впоследствии всё дело в свои руки, писал, например, в декабре 1453 г. венскому богослову Леонарду, запрашивая его мнение о замученной Девушке:

«Король считает, что его враги, приверженцы английской партии, нанесли чести его величества величайший ущерб, возбудив церковное преследование против этой простой девы, которая следовала божественному откровению, как это нужно считать доказанным с совершенной очевидностью, и сжёгши её как еретичку с целью обесчестить короля и его королевство».