Жан-Жак Руссо - [76]

Но тут произошел неприятный случай, который имел весьма тяжелые последствия. Гораций Уолпол[42], английский романист, живший тогда в Париже, вздумал позабавиться и пофантазировать, что мог бы сказать Фридрих II Жан-Жаку, если бы тот захотел отправиться в Потсдам. «Вы изгнаны отовсюду, но Вы — забавный сумасшедший, и я желаю Вам столько добра, сколько Вы сами позволяете себе его иметь. Если Вы будете продолжать ломать себе голову над тем, как бы заиметь новые несчастья, — выберите те, что Вам по вкусу. Я король, и я могу обеспечить их Вам по Вашему желанию; но то, чего не могут сделать для Вас Ваши недруги, могу сделать я: сразу прекращу Вас преследовать, когда Вы перестанете использовать Вашу славу для того, чтобы быть преследуемым». Эта остроумная проделка получила широкую известность в салонах, где над ней много смеялись. Жан-Жаку это злосчастное «письмо» причинит впоследствии много страданий.

Руссо покинул Париж с тоской в душе. На этот раз, думал он, — навсегда. «Я уезжаю, — написал он 3 января мадам де Креки, — в жестокой уверенности, что больше Вас не увижу». 4 января 1766 года в 11 часов утра Руссо сел в карету с Дэвидом Юмом и господином де Люзом, нешательским негоциантом.

В ЗАПАДНЕ

В первую же ночь в Санлисе произошло нечто странное. Путешественникам досталась одна комната на троих. Де Люз и Юм сразу заснули, а Жан-Жаку не спалось. Внезапно (как рассказывал об этом Руссо мадам де Верделен, Мальзербу и самому Юму) Юм заговорил во сне и четко произнес: «Я держу Жан-Жака». Руссо сначала оцепенел от ужаса, а потом постарался себя успокоить: это означает, подумал он, что его друг счастлив иметь его возле себя. Несколько месяцев спустя он будет думать иначе: оказывается, уже тогда предатель радовался тому, что заманил его в ловушку. Насмешник Юм отговорился тогда тем, что сам не знает, видит ли он сны по-английски или по-французски. Но всё могло объясняться и проще: этот голос Жан-Жак мог услышать в своем собственном сне — сне человека, уже несколько месяцев жившего в состоянии постоянной тревоги.

8 января прибыли в Кале. Там пришлось пережидать два дня, так как море было неспокойно. Юм воспользовался беспокойным состоянием Жан-Жака и предложил выхлопотать для него пенсию у короля Георга III. Это предложение Руссо не понравилось, но он подсчитал свои ресурсы: у него оставалось около шести тысяч ливров, которые нельзя было растянуть навечно. И все же Жан-Жак чувствовал себя очень неловко: одержимый идеей независимости, он не желал ни помощи меценатов, ни королевских милостей.

Вечером 10 января они наконец отплыли, хотя погода по-прежнему была отвратительной. Однако Жан-Жак — больной, чуть ли не калека! — не почувствовал даже признаков морской болезни. 13-го они добрались до одного из друзей Юма, у которого остановились на две недели. Британские газеты тут же раструбили о приезде Руссо, и он понял, что посетителей ему не избежать Так и вышло. Среди визитеров были даже герцог Йоркский и свояк короля собственной персоной. Знаменитый актер Гаррик пригласил его на праздничное представление в Друри-Лейн, где должна была присутствовать королевская чета. Жан-Жак едва было не отказался от приглашения, чтобы не оставлять в одиночестве бедного Султана. «Славного Дэвида» все расхваливали за великодушие и преданность.

Как всегда, Руссо мечтал о тихой сельской местности. Но Юм беспокоился о нем: Руссо мог, конечно, с грехом пополам разобрать письмо или газетную статью, — но как он будет обходиться без языка в повседневной жизни? Ему предлагали остров Уайт, Корнуолл, окрестности Плимута или область Галль. Юм качал головой: все это — забытые Богом дыры! Пока же Жан-Жак квартировал в Чи-свике у одного бакалейщика. Юм делал все возможное, чтобы угодить Руссо, и два философа прекрасно ладили. «Этот достойный человек, — писал Жан-Жак мадам де Верделен, — навсегда заслужил благословение моего сердца». Шотландец говорил то же самое: «Я мог бы провести всю жизнь в его обществе — и ни разу с ним не поссориться».

Ожидался приезд Терезы. В Париже она встретила того симпатичного молодого Джеймса Босуэлла, который навещал Руссо в Мотье, а теперь возвращался в Англию. Они отправились вместе 30 января. Джеймс вбил себе в голову, что должен соблазнить эту женщину, хотя она была далеко не красавица и лет на двадцать старше его. Тереза, давно жившая в воздержании, не заставила себя долго упрашивать. На вторую ночь она пригласила шотландца к себе. Вдохновенный Босуэлл осушил целую бутылку вина, чтобы придать себе куража, и все же потерпел то, что позднее Стендаль назовет «фиаско». Тереза взяла на себя труд подбодрить его, и Босуэлл наконец исполнил свой долг, но в ответ услышал, что он, конечно, крепкий молодой человек, но без особых умений! По прибытии в Дувр Босуэлл записал в своем дневнике: «Вчера был в постели рано утром и сделал еще раз; всего тринадцать раз»[43]. Тереза, чтобы предупредить нескромные разговоры на этот счет, сама пожаловалась Жан-Жаку на ухаживания своего неожиданного кавалера. Поэтому Руссо 4 августа послал ему очень сухую записку, в которой советовал почаще делать себе кровопускания для охлаждения пыла.