Зет - [30]
Теперь мимо него пробегали каменные столбы многоэтажных зданий, выстроившихся по обе стороны улицы Аристотеля. Их своды при беглом взгляде сливались, образуя бесконечно однообразную стену. На перекрестке улиц Аристотеля и Гермеса он посмотрел налево и увидел вдалеке маленькие фигурки, которые напоминали перешедшие в наступление пешки на шахматной доске. Он смутно услышал голос, доносившийся из репродуктора, но слов не разобрал. Янгос мог бы и отсюда выехать на улицу Спандониса, но боялся, что кто-нибудь заметит его и потом выдаст. Поэтому, следуя указаниям Главнозавра, он направился к улице Эгнатия. Миновав канцелярию ЭДА, он попал в поток машин, но не сбавил скорости — ему было сейчас на все наплевать, кроме предстоящей операции.
Там, где сходятся улицы Аристотеля и Эгнатия, Янгос вытянул в сторону левую руку, и регулировщик со своего возвышения махнул ему, что путь открыт. Справа был участок асфалии, куда он заходил сегодня после происшествий у «Катакомбы». И, чуть не задев на ходу деревянный помост регулировщика, он снова взял влево, потом вправо и понесся по узким вымощенным плитами проулочкам рынка Капани, который знал как свои пять пальцев.
По тому, как подпрыгивал грузовичок, Вангос понял что они въехали в Капани.
Рынок был пуст. Огромные брезенты закрывали товар. Лишь кое-где горели фонари. В витрине мясной лавки были выставлены аппетитные свиные отбивные. Янгосу в нос ударили запахи маслин, оливкового масла, свежей клубники — сезон ее уже наступил, — помидоров, которые были ему пока что не по карману, — в июле, когда их цена упадет до трех драхм за килограмм, он сможет их поесть, — свежих огурцов, килограмм которых стоил столько же, сколько задняя нога говяжьей туши. Перейдя на вторую скорость и свернув несколько раз налево и направо, он увидел наконец магазин, где торговали дамскими сумочками, чемоданами и шляпами, — магазин, выходивший на маленькую улочку Спандониса. Он обогнул его и последние три-четыре метра, оставшиеся до площади, проехал с выключенным мотором. Несколько знакомых ему субъектов, как видно, давно уже ждали его; их лица выражали нетерпение. Янгос спрыгнул на землю и прикрыл номер своего грузовичка куском мешковины, который прихватил с собой специально для этого случая. Чтобы понадежней привязать тряпицу к дощечке, ему не хватило бечевки. Но, во всяком случае, номера не было видно.
— Ты запоздал, — проворчал ему один из субчиков.
— Нам пришлось повозиться с каким-то другим типом.
— К счастью, тот еще не кончил речь. Теперь садись за руль — и ни шагу отсюда. Нога на педали. Будь в полной готовности, ясно?
Янгос не любил, когда им командовали, но на этот раз проявил полное послушание. Теперь перед ним было уже не меньше десяти жандармов, но он почти никого из них не узнавал, потому что все они, одетые в штатское, стояли спиной к нему, образуя надежную стенку: так выстраиваются футболисты, когда противник с близкого расстояния готовится бить штрафной. Поэтому, даже возвышаясь над их головами, Янгос не видел, что происходило впереди, и слышал лишь смутный гул голосов.
Не может быть простым совпадением, подумал он, что все сосредоточилось в одном квартале: участок асфалии, «Катакомба», его стоянка, клуб, где проходил митинг, гостиница (Янгос сейчас оказался рядом с ней), в которой остановился тот человек, канцелярия ЭДА — все было поблизости. Улицы в этом квартале перекрещивались между собой, образуя прямые углы. Только одна улица шла дугой, маленькая, асфальтированная улица Спандониса, на которой он сейчас находился. И Янгос, как шахматный слон, двинется отсюда по диагонали и среди пешек, ладей и коней, расставленных на доске, устремится на короля противника.
17
Иосиф держался в стороне от всякой политики. Недалеко от министерства у него была небольшая мебельная мастерская, и он мирно работал там, никому не мешая. В среду вечером, несмотря на то что все мастерские закрылись, он продолжал работать, заканчивая стол в форме почки, который ему нужно было сдать послезавтра бакалейщику, жившему неподалеку, в том же квартале. Этот бакалейщик неожиданно разбогател, когда по соседству с ним вырос целый ряд многоэтажных домов, и жена его захотела, как она выразилась, сменить старую рухлядь в своей квартире на новую мебель, которая пойдет со временем в приданое ее дочери, ставшей уже невестой. И она сделала мебельщику большой заказ.
Но около половины восьмого Иосифу стало невмоготу. От запаха дерева разыгралась астма. Он решил тогда пройтись к морю, отдышаться немного на берегу. Он брел по городу, погруженный в свои мысли. Миновал Караван-Сарай и вышел на улицу Венизелоса. Издали он увидел толпу и решил, что произошел какой-нибудь несчастный случай. Стоя на тротуаре и дожидаясь, когда загорится зеленый свет, он оказался неподалеку от какого-то господина.
— Что случилось?
— Не знаю, — ответил тот.
— Какая-нибудь демонстрация?
— Сейчас увидим.
Зажегся зеленый свет, и они перешли дорогу. Но Иосиф пересек улицу Венизелоса и зашагал по левой ее стороне, а его случайный собеседник, не попрощавшись с ним, пошел по правой.
Цикл «Маленькие рассказы» был опубликован в 1946 г. в книге «Басни и маленькие рассказы», подготовленной к изданию Мирославом Галиком (издательство Франтишека Борового). В основу книги легла папка под приведенным выше названием, в которой находились газетные вырезки и рукописи. Папка эта была найдена в личном архиве писателя. Нетрудно заметить, что в этих рассказах-миниатюрах Чапек поднимает многие серьезные, злободневные вопросы, волновавшие чешскую общественность во второй половине 30-х годов, накануне фашистской оккупации Чехословакии.
Настоящий том «Библиотеки литературы США» посвящен творчеству Стивена Крейна (1871–1900) и Фрэнка Норриса (1871–1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом «Алый знак доблести» (1895), Фрэнк Норрис — романом «Спрут» (1901).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.