Зет - [111]

— Я вас знать не знал и видеть не видел.

— В газете я прочел, что тебе посулили золотые горы. Обещали дать хорошую работу, деньги. Где все это? Георгос сказал, что ты едва сводишь концы с концами.

— Им наплевать на меня.

— Согласен с тобой... Так что же в результате ты выиграл?

— Я потерял десять лет жизни.

— Вот видишь. Коммунисты выиграли, потому что приобрели героя, партия Союз центра достигла власти, правая партия отошла от дел и наверняка отошла бы и без того происшествия, потому что восемь лет у кормила правления — срок немалый. В конце концов, никто не пострадал, кроме тебя, меня и еще кое-кого.

— Да, это так.

— Скажи, видишься ты хоть изредка с Тигром?

— Нет.

— Если ты случайно встретишь его, зайди вместе с ним ко мне на службу, выпьем кофейку. Хочу сделать вам одно интересное предложение. Вот тебе мой телефон. — Бровач достал из кармана листок бумаги и записал номер. — Перед тем как прийти, позвони мне. Для нас есть возможность раз и навсегда разделаться с этой историей, к тому же без особого труда. Вы возместите свои убытки, а я, горемыка, добьюсь справедливости.

— Какая возможность?

— Скажу в другой раз. Теперь я знаю, где ты работаешь, и приду тебя навестить.

И бывший префект ушел, оставив загадку неразгаданной. Действительно, он сдержал слово и как-то раз вечером, когда мастерская уже закрывалась, зашел за Никитасом и угостил его в Панкрати мороженым. О той «возможности» Бровач даже не вспомнил. Они поговорили только о ПАОК, у которой были шансы на получение кубка. Оказалось, что бывший префект был тоже болельщиком ПАОК, и даже с давних пор. Он снова оставил Никитасу номер своего телефона, на случай если старая бумажка потерялась.

И вот, чертово совпадение, не прошло и недели, как Никитас увидел на улице возле продавца каштанов Хадзиса, лысина которого блестела при бледном свете ацетиленовой лампы. Он подошел к Тигру сзади и положил руку ему на плечо. Тот подскочил, как настоящий тигр. После посещения премьер-министра они ни разу не виделись.

Они зашли в ближайшую закусочную и заказали апельсиновый напиток — Хадзис газированный, Никитас простой. Там было тесно, всего два столика, но гул огромного холодильника вполне мог заглушить их разговор.

— Я искал тебя, — сказал Никитас, — но не знал, где найти. Два раза приходил я на площадь Тахидромиу, но тебя там не было. Дело вот в чем. Ко мне дважды наведывался бывший префект. Он оставил мне свой номер телефона. — Никитас достал из бумажника листок с номером.

— Что ему от нас надо? — спросил Хадзис.

— Он хочет нас видеть, поговорить об одном дельце. Разве поймешь, что у него на уме? Мне кажется, он темнит.

— А вдруг где-нибудь возле его дверей нас подловит фоторепортер, а потом нам пришьют, что мы с ним встречались тайком?

— Не знаю, Хадзис. Но сдается мне, он сильно помягчел.

— Дрожит он, вот отчего и помягчел.

— Что мы потеряем, если увидимся с ним?

— Правильно, мы ничего не потеряем, — согласился Хадзис.

— Я позвоню ему, скажу, что мы зайдем завтра.

— Разок можно к нему сходить... Ох!

— Что с тобой?

— Живот распирает! От газировки, — объяснил Хадзис.

На следующий день вечером, стараясь никому не попадаться на глаза, они проскользнули в ворота военного склада. Им не пришлось объяснять, кто им нужен, потому что часовой был заранее предупрежден. Он повел их не по главному коридору, куда выходили двери многих комнат, а по тихому боковому; они спустились по лесенке и оказались перед кабинетом бывшего префекта полиции.

Бровач встретил их с распростертыми объятиями. В особенности обрадовался он Хадзису. В углу стоял еще какой-то мужчина, и Бровач отрекомендовал его как «человека, которому можно полностью доверять».

— Вот и собрались мы все вместе, трое беженцев, несправедливо пострадавших из-за дела Зет. Нам надо организовать партию, — пошутил Бровач.

— Рабочие и служащие всех стран, соединяйтесь! Так мы будем теперь говорить, — рассмеявшись, сказал Хадзис.

— Да, да, — с глупой улыбкой подхватил Бровач. — В единении сила... Может быть, хотите закурить? — Никитас не курил. Хадзис взял сигарету. Бровач поднес ему зажженную спичку. — Как дела?

— Как сажа бела, — ответил Хадзис. — Одно горе горькое.

— Нравятся тебе Афины? Привык здесь?

— Тут хорошо. Всюду хорошо. Были бы деньги. А нет их, так всюду худо.

— Да, конечно, — подтвердил Бровач. — С Никитасом мы уже беседовали. Теперь я хочу послушать твои новости.

— У меня нет ничего нового, — сказал Хадзис. — Все старое. Жду суда, чтобы выступить на нем и успокоиться. Но поскольку я боюсь не дожить до тех пор, то записал на магнитофон все, что собираюсь рассказать, и поэтому, даже если меня укокошат, этим ничего не добьются. Вот мое завещание.

Бывший префект нахмурился.

— Значит, вот что ты придумал! А какой тебе от этого прок?

— Не от всего бывает прок, господин Префект.

— Я не хочу, чтобы вы меня называли префектом. Я не префект. Теперь уже я никто. Мне дали здесь местечко кладовщика. Ну так вот, послушайте меня. Я пригласил вас обоих, чтобы сказать вам... То есть спросить вас... Сколько вам нужно денег, чтоб вы заткнулись раз и навсегда? Сколько нужно денег, чтобы вы изменили свои показания? Ведь вы два главных свидетеля обвинения. Если вы возьмете обратно свои показания, я заживу хорошо, а вы еще лучше.