Зет - [110]

Хадзис помнил, как Зет, произнеся речь, спустился по лестнице клуба и, отодвинув засов железной двери, долго смотрел на улицу, в джунгли, которые расступились, образуя лужайку, где охотники подстерегали оленя. Потом человек, который зажег молнию в его голубых глазах, зашагал своими огромными шагами, шесть шагов он, десять — Хадзис, и крикнул: «Вот они, снова идут! Куда смотрит полиция?» С этими словами он рухнул на землю, сбитый грузовичком. Хадзис помнил его черный портфель, полосатый костюм, след от асфальта — венок на его голове...

И сумерки в тот день долго не наступали. Солнце задержалось на Саламине, чтобы увидеть процессию во всем ее великолепии. Жители Афин, выйдя на балконы, рукоплескали паломникам, поднявшим над головой развернутые знамена.

В ту ночь Хадзис спал спокойно.

Но со временем ощущение величия Марафонского марша погасло в нем. Занесенный судьбой в столицу и обреченный на голод, он стал опять чужим в чужом городе. Лето минуло, и однажды осенним вечером, когда воздух в Аттике делается золотистым и сладким, как мед, на углу улицы, перед ацетиленовой лампой торговца каштанами, он встретил случайно Никитаса.

3

Никитас приехал в Афины почти одновременно с Хадзисом, подобно ему вынужденный спасать свою жизнь. После того как столяр вышел из больницы и, страшась нового нападения, попросил, чтобы к нему приставили для охраны полицейского, ни один заказчик не переступил порога его мастерской. Отчаявшись, он покинул Нейтрополь. В отличие от Хадзиса он не стал болтаться в столице без дела. Прежде всего он подыскал работу в столярной мастерской и таким образом обеспечил себе пропитание. Вместе с Хадзисом ходил он к премьер-министру, но это ничего не изменило в его жизни. Никитаса порадовало только, что он заткнул за пояс свою сестрицу. Теперь не у нее, а у него были высокие связи. Ее партия потерпела поражение, а его партия пришла к власти. Но он не затаил зла против сестры. И когда премьер-министр спросил, нуждается ли в чем-нибудь Никитас, тот попросил его лишь об одном, чтобы зятя его не прогнали со службы.

Он жил так же, как прежде: после работы шел домой или в кино, а по воскресеньям бывал на стадионе. В этом году на соревнованиях команда ПАОК заняла второе место. Если бы «Олимпиакос» проиграла одну игру, то ПАОК стала бы претендентом на кубок.

Никитас старался держаться подальше от всего, связанного с делом Зет. Он не сочувствовал до конца партии, усыновившей героя, и постепенно впадал в апатию. По привычке продолжал он следить за газетами; его рассердили пристрастные ложные выводы прокурора Ареопага и обрадовало решение отстранить его на полгода от дел. Но когда его разыскал какой-то журналист, Никитас не пожелал с ним разговаривать, сославшись на то, что ждет начала суда.

В один прекрасный день перед ним предстал искуситель в образе префекта нейтропольской полиции, который спускался по лесенке в его мастерскую. Никитас встревожился. Сросшиеся брови Префекта пробудили в нем воспоминания обо всех прежних несчастьях. Он припомнил вдруг Генерала, Янгоса, больницу, страх, что его убьют. Но, приглядевшись получше к высокому гостю, Никитас понял, что тот очень изменился, стал похож на попа-расстригу: лицо, которое под камилавкой казалось бледным и отрешенным от мирской суеты, теперь смахивало на физиономию простого торговца; сбросив расшитую рясу, этот человек лишился былого величия. Значит, военные фуражки и короны совершенно преображают людей или это действие времени? Ведь прошел целый год, и почему, подобно всем смертным, Префект не мог измениться?

— Как поживаешь, Никитас? — спросил он. — Как дела? Ты, оказывается, тоже в Афинах. Все мы стали беженцами. — Никитас пододвинул ему стул. — Ты удивляешься, как я сумел тебя разыскать? Я знаю Георгоса, твоего хозяина. Позавчера случайно встретил его на улице, и он сообщил мне, что ты у него работаешь. «Да, Никитас хороший парень, — сказал я ему. — Зайду его повидать». Вот я и пришел. А теперь, кто старое помянет, тому глаз вон... Ну как, успел ты жениться?

— Нет еще.

— Я тоже. Женитьба, конечно, дело хорошее, но когда мужчина в летах, как я, например, то уже не стоит связываться. Смолоду женись или... Я, видишь ли, столько работал, что недосуг мне было о себе подумать. Все силы отдал служению родине. И что, в конце концов, из этого вышло?

— Вы не виноваты, господин Префект.

— Называй меня лучше Бровач. Я уже не префект полиции. Меня загнали в Холаргос заведывать военным складом; надо же чем-нибудь заниматься. Дело Зет стоило мне карьеры и даже больше того: я стал посмешищем в обществе, хотя ни в чем не провинился. Да, я стал жертвой.

— Все так про вас говорят, — заметил Никитас.

— И ты стал жертвой, — продолжал бывший префект. — Зачем ты связался со сволочами? Сам знаешь, кого я имею в виду. Террористов и коммунистов. Ты был человеком работящим, не интересовался политикой, пока тебя не впутали...

— Я уже выпутался, — возразил Никитас, которого совсем не обрадовало посещение Бровача. — Когда состоится суд, я выступлю на суде и — кончено дело.

— Можешь ты пожаловаться на меня лично? Причинил я тебе какие-нибудь неприятности до или после того происшествия?